Милиционер исчез, щелкнув форткой.
Алена и несовершеннолетняя худышка стояли, смотрели друг на друга.
Татарка Жейдулина сказала Алене:
— Твоя как фамилия?
— Бочкарева. А что?
— Ничего. Я думала: Матросова.
Все рассмеялись, и это был нехороший смех, издевательский.
В двери снова возник милиционер:
— Бочкарева, на выход! Замаруева, останься.
Она мыла полы по-деревенски — тряпкой, выжимая грязную воду в ведро. Вода была ледяная, полы — и на втором этаже, и на первом — грязные, затоптанные, заплеванные.
Издали, с вокзального перрона, доносились радиообъявления об отправлении поездов.
Старлей подошел к Алене и, раскачиваясь на носках, посмотрел, как она моет.
— Заканчивай.
Алена выпрямилась:
— Почему? У меня еще вон сколько!
— К нам проверка едет. Задолбали уже этими проверками. Вас на Петровку увезут, в управление.
— А там что?
— А там на кого попадешь. Могут и полгода дать, — он усмехнулся, — чтоб полы не мыла. А могут…
— Что?
— За тебя что, правда некому три сотни внести?
— Некому.
— Жалко… Хотя с другой стороны, что ты тут видела?
Алена выжала тряпку в ведро.
— Я? Я ничё не видела, я полы мыла.
Старлей долго смотрел ей в глаза, потом сказал:
— Спасибо. Если тебя там выпустят, приходи. Я тебя в твою Тверь даром отправлю.
Алена подхватила ведро и пошла вылить его в туалет.
Спустя несколько минут лысый майор-проверяющий и два мента, прикатившие сюда с Петровки, вывели из отделения группу девушек и повели их через зал на выход, в сторону вокзальной площади, где стояла «раковая шейка» из управления милиции. Собиновой и татарки Жейдулиной среди этих девушек не было, старлею удалось их сплавить еще до приезда проверяющего.
По радио объявляли посадку на «Красную стрелу», и навстречу девушкам шел поток респектабельных пассажиров — иностранцы, новые русские, носильщики с тележками, полными кожаных чемоданов, женщины в дорогих шубах. При виде арестанток они, конечно, шарахались в сторону.
Последней из арестанток плелась Алена.
И вдруг она увидела неправдоподобно знакомую фигуру — вдали в шикарном светло-бежевом пальто-накидке а-ля Пушкин и в замечательном смокинге цвета концертного рояля шел на посадку — нет, не шел, а парил своей характерной прямой и легкой походкой — Орловский Игорь Николаевич, он же Принц, он же Красавчик. Носильщик вез перед ним тележку с двумя фирменными чемоданами из светло-желтой кожи.
Алена бросилась к Красавчику, но один из сопровождающих ментов ухватил ее за плечо.
— Куда?! Стоять!
