Вечер он решил провести в пресс-клубе — здесь заводились знакомства, нащупывались связи, но вести сугубо деловые разговоры считалось дурным тоном. Пошли они вдвоем с Крымовым, корреспондентом АПН. Отправились пешком. Сентябрь в Нью-Скопе выдался довольно прохладным, и воздух был прозрачнее и чище обычного. Разговор вели необязательный, Воронцов больше смотрел по сторонам. Купили в автомате вечерние газеты и постояли, быстро перелистывая страницы. Сенсаций не было. Воронцова привлек материал на шестой полосе — некий Льюин погиб от рук грабителей на перроне подземки. Конечно, это был другой Льюин, но фамилия напомнила о поручении Льва, и Воронцов подумал, что пора уже вплотную заняться физиком.
— Николай Павлович, — спросил он Крымова, — вам знакома фамилия физика Льюина?
— Конечно, — сказал Крымов. — Говорил с ним год назад. Очень приятный человек, но показался немного банальным. Его разговоры не выходили за рамки обычных рассуждений человека, который много смыслит в науке, но полный профан в политике. А я, к сожалению, профан в физике, так что материал тогда не получился.
— Вы читали его последние высказывания?
— Читал и лишний раз убедился, что он недалекий человек. О войне рассуждает так же банально, как и о мире.
— Вы думаете?
— Да, это неинтересно. Льюин не один такой среди ученых. В науке — светлые головы, но в политике путают плюсы и минусы.
— Наверно, не так все просто, — усомнился Воронцов.
— Согласен. Но понимаете, отношение ученых к мировой политике часто определяется не законами политической жизни, а законами тех наук, которыми они занимаются. Льюин, к примеру, убеждал меня, что между государствами одной социальной системы неизбежны силы отталкивания, как между одноименными зарядами. А между государствами с разным строем должны были силы притяжения — заряды-то разноименные. Они, видите ли, притягиваются и уничтожают друг друга. Чтобы этого не произошло, нужны нейтральные частицы-государства, которые и поддержат равновесие. Я спросил его, имеет ли он в виду страны третьего мира. Нет, он имеет в виду нечто другое. Страны третьего мира так или иначе тяготеют либо к капитализму, либо к социализму, то есть тоже заряжены, просто поляризация слабая. А нужны государства вовсе без социальных институтов.
— То есть? — не понял Воронцов.
— Я так и спросил. Объяснить он толком не смог, да и что тут объяснять? Политика сложнее электростатики — вот и все.
— Николай Павлович, — сказал Воронцов, когда они вошли в холл пресс-клуба, — вы уверены, что поняли правильно? Вряд ли он так прост, этот физик. Все же он был активистом движения “Ученые за мир”.
