Чуть приподнявшись, Пенелопа пробормотала:
— Скажи, а тот… э… поцелуй — это, наверное, какое-то ужасное извращение?
— Не знаю… о чем ты, — прохрипел в ответ Эштон; он едва удержался от стона.
— А мужчина не сочтет женщину безнравственной, если она вернет ему столь интимный поцелуй? — допытывалась Пенелопа.
— Нет-нет. — Эштон судорожно сглотнул. — Думаю, мужчина был бы в восторге от такой ласки.
— Что ж, тогда…
В следующее мгновение губы Пенелопы коснулись его возбужденной плоти, и Эштон пробормотал:
— О Боже…
То были его последние членораздельные слова, потому что после этого из горла Эштона вырывались только хриплые стоны и вопли.
— А вот этого я никак не ожидала увидеть.
«О чем это она? — подумал Эштон. — Неужели тоже проснулась? Хотя нет. Наверное, ей что-то снится…» Ему захотелось открыть глаза и посмотреть на Пенелопу, но глаза никак не открывались. Эштон улыбнулся, еще крепче ее обнял и поцеловал в висок. Он уже приготовился снова погрузиться в сон, но тут вдруг сообразил, что это говорила вовсе не Пенелопа. Да, верно, это совсем не ее голос, хотя и женский. И, судя по интонациям, голос этот принадлежал даме аристократического происхождения.
Виконт в ужасе замер. Он понял, что у него возникли проблемы стократ серьезнее тех, что были до этого. И тут вдруг послышался голос Пенелопы.
— Крепче держи простыню, Эштон, — пробормотала она. — Ты не могла бы на минуту оставить нас наедине, тетушка?
— Нет, — ответила дама.
Пенелопа тихонько вздохнула.
— Что ж, поступай как знаешь, тетя.
— Обычно я именно так и поступаю.
Проявив чудеса ловкости, Пенелопа рывком села в постели, придерживая простыню у подбородка обеими руками. Эштон проделал тоже самое, и Пенелопа, взглянув на его широкую мускулистую грудь, тотчас же почувствовала, что ей хочется прижаться к нему покрепче, но выразительное покашливание тети Олимпии вернуло ее к действительности. Тихо вздохнув, Пенелопа посмотрела на тетушку, стоявшую у порога.
Леди Олимпия была женщиной с весьма впечатляющей внешностью. Рослая и стройная, она обладала роскошными черными волосами и небесной синевы глазами. Многие мужчины смотрели на нее с восхищением, и в этом не было ничего удивительного — ведь леди Олимпия была не только красивой, но и молодой, всего на три года старше Пенелопы. Пенелопа же относилась к своей тете с величайшим уважением, и сейчас, когда она смотрела на стоявшую у двери Олимпию, ей было очень не по себе. Смущало и то, что за спиной у тети толпились мальчики, а рядом с ними возвышалась фигура Септимуса, закрывавшего ладонью глаза малышке Джуно.
