Если он грешен | страница 144
Взглянув на торговца, Пенелопа со вздохом прошептала:
— Я очень сочувствую вашему сыну…
Такер нахмурился и кивнул:
— Конечно, он будет горевать. Но лучше знать, чем не знать.
Один из сыщиков принес Пенелопе связку хвороста, которую, должно быть, раздобыл на кухне, и она принялась помечать другие могилы. Через некоторое время выяснилось, что в подвале миссис Крэтчитт было закопано тридцать два тела. Чувствуя себя совершенно измученной, Пенелопа поднялась из подвала на кухню — и поразилась тишине, царившей в борделе. «Очевидно, миссис Крэтчитт и всех сообщников уже отвезли на Боу-стрит, — подумала она. — После допроса некоторых из них, наверное, ждет суд, а потом — тюрьма и виселица». Впрочем, судьба этих преступников нисколько ее не волновала — все они заслуживали наказания.
Пенелопа вышла на свежий воздух — и тотчас же оказалась в объятиях Эштона. Сорвав с лица маску, она крепко прижалась к нему — сейчас ей очень нужна была его поддержка.
— Брант хочет отвезти Фейт домой, — сказал Эштон. — А мальчиков я уже отправил.
— Да, хорошо. Спасибо.
— Позволь мне и тебя отвезти домой.
— Нет, мы поедем с Брантом.
— Дорогая, но ты же совсем без сил.
— А куда едет Брант? Это далеко?
— Нет, не очень. Отец Фейт служит викарием на южной окраине города.
— Тогда я обязательно поеду с вами.
— Но зачем?
— Потому что я видела Фейт. И я говорила с ней. А у Бранта, возможно, есть ко мне вопросы. — Пенелопа вздохнула. — И еще, наверное, понадобится рассказать братьями сестрам Фейт правду об их отце. Фейт нас об этом попросила.
Эштон нахмурился:
— Но если у Бранта имеются вопросы, то он ведь может задать их потом, не так ли? И я думаю, он скорее всего захочет задать их тебе без свидетелей. А братьев и сестер Фейт ты могла бы предупредить потом.
— Нет, Эштон. Видишь ли, Фейт сообщила мне нечто такое, о чем я так и не решилась сказать Бранту. Но я должна сказать. Просто пока не знаю, как это сделать. И если викарий не выложит всю правду, то придется говорить мне.
— О чем еще ты должна ему рассказать? Неужели может быть что-то более отвратительное, чем викарий, продавший в бордель собственную дочь?
Пенелопа снова вздохнула:
— Дело в том, что викарий этого не делал. То есть он действительно продал Фейт и позволил ее увезти. Я думаю, он подозревал, что за судьба ее ждет, но ему было все равно. Однако в бордель миссис Крэтчитт бедную девушку передал другой человек.
У Эштона вдруг возникло ужасное подозрение — показалось, что он знает, о ком говорила Пенелопа. Но все же он спросил: