— И мне тоже. Хотя я слышала об одном нашем предке, который умел такое делать. К несчастью, его сожгли на костре.
— Сожалею… — пробормотал Эштон. Он встал, взял с кровати подушки и положил их на пол. Усевшись на ковер рядом с Пенелопой, он протянул ей руку: — Иди ко мне.
Она устроилась поудобнее в его объятиях и, тихонько вздохнув, прошептала:
— Знаешь, а я ведь выздоровела.
Он поцеловал ее в шею.
— Я знаю. Просто не могу забыть, как ты лежала словно мертвая, как вся горела.
Пенелопа развернулась к нему лицом, оставаясь в кольце его рук, и поцеловала в подбородок.
— Я могу помочь тебе забыть об этом.
Эштон прилег на подушки.
— Ты уверена? Воспоминания крепко врезались в память.
Она опустилась на него сверху и улыбнулась ему. Улыбка ее была чуть насмешливой и чарующей. Чарующей, как песня сирен. И Пенелопа действительно обворожила его — в том не было ни малейших сомнений. Она прижалась губами к его губам, и он принялся расстегивать ее платье.
На сей раз Эштон точно знал: не будет целомудренного поцелуя на ночь. И даже ласки придется отложить на потом — он понял это, как только стащил с нее платье. Слишком уж он изголодался по ней, слишком долго он ждал этого момента.
Пенелопа уже успела стащить с Эштона сюртук и рубашку, обнажив его грудь. Усевшись на него сверху, она провела ладонью по его широкой груди. Тело ее истосковалось по его телу. Сны ее полнились воспоминаниями о той ночи, когда он любил ее, и сейчас ей отчаянно хотелось почувствовать все это наяву. Она положила руку на застежку его бриджей, и то, что она ощутила под ладонью, лишь усилило ее желание.
Эштон глухо застонал; он едва не сошел с ума, когда она расстегивала его бриджи.
— Торопишься, любовь моя? — спросил он, проводя ладонью по ее бедру.
— Да, конечно. Ведь столько времени прошло… — Стащив с него бриджи, она прикоснулась к его отвердевшей плоти. — А ты хочешь повременить?
— Нет-нет. — Он опрокинул ее на спину. — Ни в коем случае. Я слишком долго ждал. — Эштон задрал ее рубашку до самой талии и крепко прижался к ней. Оба застонали, и он добавил: — В следующий раз сделаем все гораздо медленнее.
Пенелопа тихонько вскрикнула, когда он вошел в нее. Она тотчас же уловила ритм его движений и раз за разом приподнималась ему навстречу. А он что-то бессвязно бормотал, уткнувшись губами ей в шею. Пенелопе хотелось бы понять, что он говорит, но наслаждение было слишком острым — оно туманило сознание. Когда же блаженство, о котором она так мечтала, обрушилось на нее с невиданной силой, она выкрикнула его имя и, содрогнувшись всем телом, затихла в изнеможении. И почти в тот же миг он вошел в нее последний раз и, громко застонав, крепко прижался к ней.
