Пенелопа тихонько вздохнула и поморщилась. Все тело ужасно ныло и болело. Но что же с ней случилось до того, как она оказалась в постели? И почему она совсем одна? Почему Эштон не спит рядом с ней? Неужели она проспала его уход?
Внезапно воспоминания о событиях в парке нахлынули на нее потоком, и Пенелопа едва не вскрикнула. Неужели кто-то стрелял в нее?! Она зажмурилась и попыталась прислушаться к своим ощущениям. Плечо болело, но боль была ноющей, не острой. Хотя она подозревала, что ей станет очень больно, если шевельнуть рукой. Причем болело не только плечо, но это, очевидно, потому, что она сильно ударилась, когда падала на землю.
Прошло некоторое время, и Пенелопа вдруг почувствовала сильнейшую жажду. Ощущение было такое, словно рот ей набили ватой. Зловонной ватой. Внезапно ей очень захотелось прополоскать рот и почистить зубы. Она была уверена, что почувствует себя много лучше после этого.
Осторожно открыв глаза, Пенелопа осмотрелась. Она видела все словно в тумане, но все же поняла, что лежит в своей спальне в том доме, где жили ее братья и остальные мальчики. И у нее сразу стало легче на душе. Через минуту-другую туманная дымка рассеялась, и Пенелопа едва не вскрикнула от неожиданности. На стуле возле кровати сидела женщина средних лет и зашивала что-то очень похожее на детскую рубашку. Внезапно женщина подняла голову, посмотрела на нее и улыбнулась. И Пенелопа тотчас же почувствовала, что краснеет под пристальным взглядом ее больших голубых глаз.
— Очень хорошо, что вы проснулись, — сказала незнакомка. — А я леди Радмур, мать Эштона. Но вы можете называть меня леди Мэри — мне так больше нравится. Наверное, мы с вами попозже поговорим. Подозреваю, что вы очень хотите пить. И вам, наверное, не терпится избавиться от противного привкуса во рту. — Леди Мэри налила в стакан немного сидра и помогла Пенелопе удерживать стакан, пока та пила маленькими глотками. — Пять суток борьбы с лихорадкой и почти двадцать четыре часа сна — не удивляюсь, что у вас во рту ужасный привкус. Теперь вам лучше, да?
Ошеломленная всем происходящим, Пенелопа молча кивнула; она чувствовала себя безжизненной куклой, с которой играла эта женщина. Но неужели за ней действительно ухаживала виконтесса Радмур, мать Эштона?
А леди Мэри тем временем тщательно расчесала ей волосы и протерла влажной губкой все тело. После чего переодела ее в чистую ночную сорочку и перевязала лентой ей волосы. И только тут Пенелопа наконец обрела дар речи. Судорожно сглотнув, она пробормотала:
