Я вспомнил об этом, когда после ужина мы уединились с ним в библиотеке. Вот чем он меня удивил. Такого собрания книг я и в Белинке не видал. На стеллажах, уходящих вглубь неосвещенного помещения, стояли книги, кажется, на всех языках мира. Рукописных было мало: наверное, потому, что их вообще мало, а печатные выглядели здесь явным анахронизмом. В шкафчике под стеклом, в специально сконструированном микроклимате хранились египетские папирусы. Далее лежали намотанные на палочки шелка с иероглифами, римские свитки в деревянных долбленых футлярах. В ящике, подобно картотеке, стояли вавилонские глиняные таблички. Впрочем, они могли оказаться и шумерскими: в этом деле не следует полагаться на слово такого специалиста, как я. Письмена на вазах, на камнях, индейская узелковая поэма… Перегрин стоял рядом, забавляясь моим ошеломлением. Подозреваю, что даже коллекция Британского Музея при виде этой роскоши сгорела бы со стыда.
— У меня не слишком много дел, — признался Март, улыбаясь очаровательной застенчивой улыбкой. — А вечность надо же на что-то тратить. В подвластном мне секторе я объявил книгу высшим достоянием. Сказать по правде, я читаю все, что попадается мне в руки. Если бы у тебя случайно оказалось при себе что-то новенькое, я не пожалел бы ничего…
Он искательно заглянул мне в глаза, но мне пришлось отрицательно покачать головой. Даже мои тапочки остались в Январе. Как жаль, право, хоть самому сочинять! В том, как он смущенно и загадочно глядел на меня, мне почудилось что-то знакомое до боли. Как будто я в старое зеркало гляделся. Мгновенная оглядка в подернутое забвением, а оттого приукрашенное прошлое. Интеллигентный мальчик без друзей, не ко двору ни в одной компании, один в темной комнате, наедине с маленькой лампой и книгой. О, эти острова сокровищ! Конные сшибки тяжеловооруженных рыцарей из «Айвенго». Несметные клады, белопарусные корабли, благородные пираты… Благородные, потому что неблагородные слишком похожи на злых сверстников со двора, и, разумеется, никому не интересны. Благословенное время, когда за новую книгу ничего не жаль. В любой час дня и ночи от твоих зубов отскакивает последовательность и обстоятельства смены английских королей, Плантагенетов, Тюдоров, Виндзоров — запомнившаяся именно потому, что не требовалась школьной программой. Ты, разумеется, отлично знаешь, что такое поворот оверштаг, и способен отличить бейдевинд от бакштага, кулеврину от карронады, зюйд-вест от норд-оста. Имя великого испанского поэта у тебя, одного из класса, не ассоциируется с моющим средством. Сколько чужих жизней прожито в ожидании своей!
