— Цель? — повторил Битон. — Это ярмарка, и ничего больше. Какая же тут должна быть цель?
— Черт побери! — воскликнул Кади. — Я хочу сказать, что какой-то высший смысл должен во всем этом быть — способствовать повышению интереса к искусству, ремеслам, что-то вроде того. Развивать навыки, вкус. — Он махнул рукой в сторону экспонатов. — Барахло, за что ни возьмись, все это барахло — и в течение лет эти обманутые люди получали первые призы, будто им не с чем было сравнить свои композиции, или будто в мире нет более полезного занятия, чем со времен Кливленда подбирать потерянные шнурки.
Аткинс был уязвлен в самое сердце и потрясенно молчал.
— Хорошо, — сказал Битон. — Вы главный судья. Давайте делать, как вы хотите.
— Послушайте, мистер Кади, сэр... — глухо проговорил Аткинс. — Мы просто не можем не дать...
— Не становитесь на пути у прогресса, — оборвал его Битон.
— Ну что ж, насколько я могу видеть, — сказал Кади, — в этом подвале есть только одна вещь, в которой угадывается слабое мерцание истинного творческого потенциала и увлеченности.
Последние огни в Спрусфелсе в ночь Ярмарки горели почти до полночи, хотя обычно город в десять погружался в темноту. Те немногие, кто видел выставку, но не слышал, как выносили оценку, были поражены, увидев на обложке журнала для женщин изображение одного-единственного экспоната с прикрепленной к нему голубой ленточкой — единственный приз, присужденный в этот день. Прочие экспонаты в гневе тащили домой обиженные заявители, а единственный призер свое произведение унес только поздно вечером, стыдливо и тайно; голубую ленточку он не рискнул взять с собой.
Только Ньювелл Кади и Эптон Битон спали в ту ночь мирно и с сознанием хорошо выполненной работы. Впрочем, в понедельник город вновь ликовал, поскольку в воскресенье, словно в качестве компенсации за холокост, учиненный Ярмарке Увлечений, в Спрусфелс приехал спец по недвижимости. Он уже успел написать в Нью-Йорк чиновникам Федеральной Аппаратной корпорации и сообщить об особняках в Спрусфелсе, которые фактически можно украсть у простодушных аборигенов, и стоят они всего лишь в броске камня от дома, владельцем которого будет, как предполагается, их уважаемый коллега мистер Ньювелл Кади. И он показал спрусфелсцам письма чиновников, которые ему поверили.
К вечеру в понедельник было сказано последнее горькое слово о Ярмарке Увлечений, и все разговоры сосредоточились на высчитывании налогов, на том, что федеральное правительство безжалостно губит на корню желание получать прибыль, и на возмутительных расценках на строительство маленьких зданий...
