— Все это не так просто, — возразил Бела, опять сражаясь с непослушной струной. — Его видели. Его слышали.
— А! Суеверия. Кто его видел или слышал? Где?
— В конце какого-нибудь тоннеля. Сквозь стены гримерных. Говорят, мадам Жири с ним знакома.
— Глупости говорите. Как можно быть знакомым с привидением? — нетерпеливо отрезал Понелль.
— Да в него влюблен весь corps de ballet, — не сдавался Бела. — Одна видела тень, другая — мужчину в вечернем костюме, третья — человека без головы, но все, без исключения, от него без ума.
— Но они все клянутся, что он безобразен.
— Конечно, клянутся. И они влюблены в его уродство. Вы же знаете сказку о la belle et la bête.[31] Уродство чудовища излучает неодолимое очарование. Покажите мне женщину, которая не была бы разочарована, когда он превратился в прекрасного принца!
— Но мсье Фредерика не очарованный принц выжил из театра, — с нажимом заметил Понелль.
— А что случилось с мсье Фредериком? — вмешался я с внезапно вспыхнувшим интересом.
— А с чего бы ему, по-вашему, с воплями убежать из театра, клянясь, что он никогда больше не будет здесь играть? — вопросил Бела и повернулся ко мне. — Почему, по-вашему, вы получили это место?
— Потому что сыграл хорошо? — предположил я, несколько задетый его вопросом.
— Потому что он ушел, — нахмурившись, напомнил мне Бела. — В любом случае, — продолжил он, обращаясь к Понеллю через мое плечо, — дирекция в Призрака верит.
— Дирекция — пара идиотов, — фыркнул в ответ Понелль. — которых теперь сменит другая пара идиотов. Такова природа дирекции.
Я хотел что-то ответить, но наш разговор был прерван уже знакомым повелительным постукиванием палочкой о пюпитр.
— Господа! Четыре такта от ноты соль, будьте так любезны.
Так и проходили дни. Я поймал себя на том, что вечерами автоматически поглядываю на главный ярус. Ложа неизменно была пуста.
— Номер пятый, — пояснил Бела, проследив мой взгляд. — Говорят, она зарезервирована Призраком.
Услышав это замечание, Понелль только закатил голубые глаза.
Как вы понимаете, Уотсон, эти разговоры о Призраке мало что для меня значили. В отношении сверхъестественных проявлений я всегда был скептиком, чтобы не сказать больше. Пожалуй, эти разговоры развлекали меня, но не могу сказать, что, при своем тогдашнем настрое, я думал о них хоть сколько-нибудь серьезно. Если мне повезло получить свое место благодаря воздействию Призрака на мсье Фредерика, я должен был быть только благодарен ему. Я совсем забыл тот бестелесный, потусторонний смех, который эхо как будто донесло до меня в первый день, когда я заблудился.
