Они улетели. Борттехник вернулся в салон, захлопнул дверь, и опять растянулся на матрасе, баюкая свою грусть. Из дремы его выбил стук в дверь. Очень легкий стук — это был не грохот инженерского кулака или «московский Спартак» техника звена. Стучали неуверенно, словно боясь, что хозяин окажется дома. Борттехник встал и открыл. Увидел ее, тревожно оглядывающуюся, подал руку, втянул, закрыл дверь на защелку.
Разговор был сбивчивый и недолгий…Завтрак — тебя нет, обед — тебя нет, я дура, не думала, что так получится, хотела тебе сказать чуть погодя, уже целый месяц все это, ты не поймешь, — с ним надежно, хорошо, он обещал… Наверное, я жадная дрянь, но время уже кончается, наше время здесь — замена же скоро… Ты не так смотрел, как другие… И он про тебя рассказывал, да местные бабы про вас всех все знают… Я случайно, поверь, — сама не ожидала. Ты так прикоснулся, что… В общем, впутала я тебя…
Еще не поздно, — молча курил он, — ведь ничего не было. Ну, поцеловались, с кем не бывает.
— Ты прав, не нужно этого, — сказала она, не дождавшись от него ни слова. — Я сейчас уйду… Так всем лучше… — Еще помолчали. Вздохнула, одернула юбку. — Ладно, пойду… Скажи только, что там написано про все это? — и она протянула ему руку.
Он взял, всмотрелся в полумраке, подтягивая ее узкую ладонь к узкому свету, водя пальцем, — вот они, две линии рядом, вливаются в линию судьбы, — видишь, одна потолще, другая потоньше… — и заткнулся, ощутив прохладу ее пальцев на своей горячей шее…
Автор вдруг сомнамбулически встает, подходит к книжной полке и берет купленную там книгу. Он помнит, — нужную страницу борттехник заложил красно-синим фантиком ежевичной «Bonko» (она обкатывала ее языком как море сердолик). Фантик здесь! — и здесь же про то, как на край стоянки увел он жену чужую… Она наряд разбросала, он снял ремень с кобурою. А бедра ее…
— Что ты делаешь?.. — шепотом, мягко упираясь пальцами в его упрямую голову, — Мама же говорила тебе — не тяни в рот что попало…
А потом остается жара. Два мокрых, счастливых животных в леопардовых пятнах солнца лежат рядом, вытянувшись, и соленое озерцо дрожит в ее пупке…
Дверь задергалась, загрохотала. Зашептали быстро, вспорхнули в панике, шторы на створках сомкнулись, комок одежды следом. Открыл дверь, — взъерошенная голова инженера, перекошенные очки.
— Хули закрылся? Готовь борт, сейчас полетите на караван, группа уже на подходе. — Прищурившись, всмотрелся в полумрак салона, увидел матрас с мокрым пятном Роршаха. — А это что?
