Объяснялись на немецком языке — Николай знал его лучше, чем английский.
— Глюпо сидеть на этом безлюдном светиле, когда там, у самого моря — роскошная вилла, шикарное авто… яхта… и элегантные женщины… любящие повеселиться. Вы каких любите — толстых или тоненьких?
— Фу, противно слушать! И как вас, таких циников, только земля держит? — простодушно удивлялся Николай, работая за двоих. Канава уже была вырыта до колен. — Ну, скажите, зачем вы нужны? Ни материальных, ни духовных ценностей вы не создаете!
Дик ходил, как по раскаленной сковородке. С одной стороны его припекало Солнце, а с другой — донимал холод. В его скафандре, как видно, испортился обогреватель. Вот и приходилось все время поворачиваться то туда, то сюда.
— Суть жизни, мистер Загорски, не в том, чтобы создавать, как вы говорите, материальные ценности. Для этого есть другие, множество других… Суть в том, чтобы пользоваться этими материальными ценностями! Не возражайте: я заранее знаю, что вы скажете: «эксплуатация человека человеком» и тому подобные громкие слова. Но если бы вы серьезно вдумались в историю человечества, то увидели бы, что вся она — борьба за перераспределение материальных благ. Возьмите все восстания, революции и войны со времен Римской империи. Разве рабы восставали не для того, чтобы захватить себе богатство? А французская революция — разве у нее были не те же идеалы? А что говорит ваша, коммунистическая библия? «Пролетариату нечего терять, а приобрести он может все». Приобрести!
— Вы, я вижу, теоретик! — перебил его Загорский. — Жаль только, что «философия» ваша волчья, «Homo homini lupus est»[3] — вот ваше кредо. И где уж вам понять марксизм и идеалы социалистической революции, которая не заменяет одного эксплуататора другим, а уничтожает всякую эксплуатацию!
— Ах, что вы там, коммунисты, ни говорите, а богатым быть лучше, чем бедняком! И патриции, и плебеи, и рабы, — всех унесла смерть. Но патриции ели из серебряной и золотой посуды, купались в мраморных бассейнах, а плебеи и рабы гнули спины под тяжкой ношей жизни.
Загорскому, видно, надоело слушать это философствование, он перестал отвечать и молча налегал на лопату. «Солнце ходит все ниже, — тревожился он. — Удастся ли стартовать до наступления ночи?» Теперь уже он жалел, что их ракета такая громадная…
— И все-таки глюпо, мистер Загорски…
— Идите лучше вот покопайте, Дик!
— Не хочу!
— Что? — выпрямился Загорский. — Отказываетесь?
— Да.
