В Тайгерлэнде армия, насколько могла, осуществляла такое превращение за девять недель без какого-либо настоящего опыта сражений.
Ландшафт стал «местностью», и нас учили оценивать её тактические качества, включая выбор лучших путей подхода, местоположения укрытий и способов обеспечения скрытности, секторов обстрела и наиболее вероятных мест, в которых вьетконговцы могли устроить засаду, чтобы укокошить нас.
Мы взращивали в себе особые качества, без которых не может выжить воюющий в джунглях солдат: хитрость, агрессивность и беспощадность.
Мы пытались сделать свои нервы стальными, как у киллеров мафии, и научиться хитрости, как у международных аферистов-похитителей драгоценностей.
День за днём мы практиковались в устройстве засад. Часами шлёпали по гнусным южным болотам: инструктора толковали о полезности такой тренировки, потому как в джунглях нам предстояло жить по уши в чавкающей грязи.
Мы учились методично. Послаблений не было. Нам требовалась мотивация, и армия такую мотивацию обеспечивала.
Когда мы стонали, задыхались и пыхтели, бегая по холмам с винтовками наперевес, сержанты сравнивали эти хрипы со звуками боли — «будто папашка загнал мамашке дурака под кожу».
Они обещали, что если мы не сломаемся до отправки, то следующая наша попка будет молоденькой и жёлтой; что по приезде во Вьетнам у нас будет возможность оттрахать всех потаскушек, каких только можно себе представить.
Мы шагаем. Ползаем на брюхе. Передвигаемся на корточках. Проводим массу времени, отжимаясь в положении «упор лёжа». Сотни и тысячи раз прыгаем, приседаем, делаем выпады, потому что это хорошая тренировка. А нам нужна хорошая тренировка.
Мы жаждем бoльших физических нагрузок. Наши сердца крепнут вместе с нашими телами. Мы постигаем своё ремесло. Учимся обуздывать свой инстинкт убивать, ибо это поможет нам выжить.
Мы супер-жеребцы. Каждый лишил невинности тысячи тёлок, а если кто сомневается, мы ему отрежем яйца кухонным ножом и сожрём сырыми на завтрак. Мы становимся воинами и молим только о том, чтобы влиться в армию, так горячо любимую сержантами-инструкторами.
К слабым у нас только презрение. Мы достаточно бессердечны, чтобы без зазрения совести пнуть калеку и сбить с ног беременную женщину.
Нам говорят, что это честь — умереть ужасной смертью за свою страну в необъявленной войне за двенадцать тысяч миль от родины. И мы верим в это. Мы превращаемся в животных. Наши тела становятся поджарыми, а характер подлым…ибо сентиментальное сердце убивает, браток!
