Я любил своих родителей, но не хотел быть на них похожим. Они прожили в Баррингтоне больше 25 лет, но немногое изменилось в их жизни. Та же работа, те же друзья. Иногда выходы куда-нибудь по вечерам. Варёные яйца на завтрак, макароны на обед и маленькая баранья котлетка на ужин, приправленная горошком и жареной картошкой. Экономия каждого гроша, чтобы свести концы с концами. Стрижка газонов летом и чистка дорожек от снега зимой.
Здесь приключением было найти хорошую книгу; волнением были выезды на рыбалку на север Висконсина летом и ловля своей нормы верхоглядов и щук.
Такая жизнь никогда не будет отвечать моим чаяниям.
Мне хотелось рисковать. Я считал, что человек, который не рискует раз за разом, уже умер внутри, и что избегать риска значит избегать жизни. Двигайся и расти — и у тебя будет жизнь, полная боли и радости, потому что её суть — рост и перемены. Мои родители избрали жизнь однообразную, без чего-то нового и неожиданного, без вызова и риска, без разрушения и созидания, без страсти и наваждения.
Если бы я мог столкнуться в жизни с какой-нибудь трудностью, это помогло бы мне избавиться от страха делать выбор.
Я хотел убраться подальше от начальников газонокосилок и командиров задних дворов. Я не укладывался в эти рамки. Почти все мои друзья укладывались, а я нет. И я знал, что никогда не впишусь в эту картину, хотя это был мой дом, в нём я вырос.
И вот однажды майским днём от Дядюшки Сэма пришло письмецо. Он сообщал, что у него есть планы на моё будущее.
Это был мой билет из Баррингтона — я его ждал…
Глава 3. «Иерархия отхожих мест»
«Самый настойчивый звук, слышимый на протяжении всей человеческой истории, — это дробь боевых барабанов».
— Артур Кёстлер, английский романист, «Янус: подведение итогов»
Жизнь в 90-м батальоне приёма пополнений быстро превратилась в рутину. Подъём в 06.00, приём пищи, утреннее построение, на котором распределяли по боевым подразделениям. Потом — наряды на работу, и самым скверным был наряд на сжигание фекалий. В батальоне было несколько отхожих мест — фанерных коробок с двумя толчками; под каждым толчком — железная бочка, разрезанная пополам ацетиленовым резаком.
Имелись нужники для генералов, для офицеров, для рядового состава и для вьетнамцев. У каждого был свой нужник согласно рангу.
Вообще само существование такой иерархии туалетов смешно. Но так уж делаются дела в армии.
У офицеров были свои уборные, потому что им не нравилось садиться рядом с простыми солдатами. Это было не совсем прилично для офицерского авторитета. Это значило, что какой-нибудь рядовой мог застать врасплох полковника со спущенными штанами на толчке.
