— Какое нападение? А как же патруль?
Он, похоже, и правда ничего не знал. Сельский большой и неуклюжий немного парень смотрел на них, как на обманщиков. Как будто разыгрывают его, слегка медлительного в движениях и в мыслях, как это бывало не раз в селе.
— Так, — встал на ноги Найф. — Похоже, придется нам тут посидеть немного, обсудить наши дела и дальнейшие планы. Заодно попробуем обменяться информацией. Да-да… Той, которой можно обменяться. Ну, Ким, Витас, что там у нас есть из еды? Устроим обед?
Стук в дверь оторвал Старого от размышлений над картой, раскинутой по всему столу.
— Да! Можно!
Дверь со скрежетом сдвинулась в сторону. Коридорный, из молодых:
— Старый! Совет собрался.
— Иду. Уже иду.
Он, покряхтывая от слабости, вызванной бессонной ночью и возрастом, и от жалости к себе, вылез из-за стола и зашаркал к двери и дальше по коридору налево, потом направо, потом снова налево — в зал, который использовали либо для больших собраний, либо для таких, как сейчас, Советов. Совет считался высшим органом управления и собирался по любому поводу, когда требовалось какое-то обдуманное решение, не требующее срочности. А все срочное, оперативное, решалось единолично Старым. Так сложилось практически с первых дней существования хранилища. И оттуда же пришла традиция, что Старый говорит на Совете последним, после всех, чтобы не помешать, не заставить других повторять его собственные слова.
Этот Совет собрали по просьбе Старого. Очень уж все пошло быстро и резко. И не совсем так, как он ожидал. Надо было подумать коллективно, посоветоваться. Поэтому на Совет пришли все командиры отрядов, старейшие хранители, помнящие бои за ворота, пришли учителя и оружейники. Двери — и основные, которые со стороны главного коридора, и задние — были закрыты и к дверям выставлены караулы из не менее чем трех человек. А чтобы никто не подслушал наверняка — из разных отрядов.
Старый по проходу между лавками прошел к задней стене, освещенной стоящей на столе большой лампой, повернулся к собравшимся, кашлянул в кулак:
— Я скажу для зачина?
— Говори, говори, Старый. Мы послушаем.
"Странно, — остановился в недоумении Старый. — Обычно гул голосов, обычно — общее приветствие, обычно — улыбки. А тут тишина. И только Петр почему-то говорит за всех".
— А что, Петро, ты теперь у нас за главного, что ли? — хитро прищурился Старый, изображая именно старого, слабого. — Или секретарем тебя избрали, пока я доплелся? Ась?
