— Нет, — соврала Сандра, спокойно и кротко.
Медсестра лишь головой покачала: ну и родители нынче пошли! Как и многие, она осуждала разгульную жизнь, которую, по ее представлениям, вели сливки общества, и то, что родители Сандры, Аландец и Лорелей Линдберг, судя по рассказам девочки, принадлежали именно к этому кругу, не улучшало положения.
— Мама и папа считают, что и так хорошо, — подбросила соломы в огонь Сандра. — Они говорят, что так я выгляжу забавно. Им нравится надо мной смеяться. Но по-доброму. Просто у них такое чувство юмора. Они не со зла.
От этого медсестра еще больше злилась и возмущалась.
— Какая уж тут доброта! — Голос ее дрожал от негодования. Но продолжала она не зло, а скорее решительно и немного торжественно. — Хорошо, что я взяла дело в свои руки. И не потому, что у меня есть свое мнение по этому вопросу, я умываю руки, но должна признать: лично я считаю, что нельзя смеяться над ребенком.
Конечно, все это было вранье от начала до конца, но если уж заврался, то возврата нет, девочка с заячьей губой инстинктивно это понимала, пусть даже тебе самой от этого только хуже будет. Последнее касалось операции, точнее — ее неизбежных последствий. «Хочешь быть красивой — терпи», пыталась Сандра утешить себя на операционном столе, где вскоре оказалась, крепко привязанная, среди ножей и прочих инструментов, разложенных так, чтобы было удобно ее резать. Но ей не удалось сдержаться, и в последний момент она все же крикнула: «Я не хочу», но было уже поздно; к ее лицу прижали страшную эфирную маску, она погрузилась в забытье и увидела кошмарный сон — злые толстые желтые дядьки танцевали канкан; проснулась она через восемь часов от сильной тошноты.
На самом деле Аландец и Лорелей Линдберг водили Сандру к врачам и специалистам. Даже в Маленьком Бомбее Сандру иногда заставляли показать поближе рот какому-нибудь покупателю или другой чадолюбивой душе, готовой дать добрый совет, рекомендовать кого-нибудь, кто разбирается в пластической хирургии или у кого есть родственник с таким же изъяном.
— Всего делов: разрезать и потом зашить, — коротко сказал мужчина на том белом «ягуаре», Сандра не сразу узнала в нем Черную Овцу, брата Аландца, поскольку, когда он пришел в Маленький Бомбей, все у него было новым — одежда, автомобиль.
— Разрезать и сшить!
Хуже не бывает. Никогда в жизни! Эта необдуманная фраза привела лишь к тому, что Сандра еще больше уперлась. Взяв на вооружение свои знаменитые истерики, она наотрез отказалась ходить по врачам. Отказалась, и все. И горе тому, кто попытался бы без уважения отнестись к ее решению. Всего-навсего попытался. Тогда… УАААА! Тогда-то ее заячья губа и попалась на глаза медсестре во французской школе.
