Отомстить удалось не сразу – Камияб долго подбирал офицерский корпус для обезглавленной части. Он знал, что если произойдет еще один заговор – в кислоту бросят уже его, потому что не заметил, не понял, не предотвратил. И поэтому, офицеров он подбирал очень осторожно, до ночи сидел над личными делами, проводил тайные проверки – во время них выявилось еще два предателя, достойных смерти. Восстановление части как боевой единицы заняло почти год – но потом Камияб отомстил. Со вкусом отомстил, есть это вообще такое блюдо, которое вкуснее есть холодным.
Отомстить для генерала жандармерии было проще простого. Они схватили нескольких бунтовщиков в Исфахане и генерал во время допроса намекнул одному – что есть возможность избежать виселицы. Для разных категорий преступников в Персии существовала разная смертная казнь – позорящая, через повешенье**** и достойная, через расстрел (для офицеров) или обезглавливание мечом (для простолюдинов). Иногда через гильотинирование – мечей не хватало, равно как и палачей, умеющих казнить мечом. И вот генерал сказал – я могу отправить тебя на гильотину – только ты должен выдать еще одного своего сообщника. Ты не говорил про него, опасаясь за свою семью – но мы все знаем, и выдав преступника, ты обеспечишь себе достойную смерть. И назвал имя отца девушки, которую он еще молодым обесчестил.
Дальше было все просто. Удивительно – но старый Камиль и в самом деле был заговорщиком. Когда жандармы ворвались в дом – вместе с ними был один из самых доверенных людей генерала, полковник Вахид Аслаги – и обыскали его, преступление было налицо. Та же самая возмутительная литература, которую держал в кармане кителя полковник Аслаги чтобы в нужный момент подсунуть ее – так вот та же самая литература была найдена и при обыске! Получается, что генерал не изменил присяге и не поставил свои личные интересы выше интересов государственных – а помог изобличить еще одного преступника и предателя.
Тогда же генерал Камияб в последний раз видел Самию. Постаревшая и подурневшая, никому не нужная… Генерал потом не мог поверить, как он мог испытывать к ней какие-то чувства, мучаться от того что их разлучили.
Став генералом, Хусейн Камияб вошел в персидский привилегированный класс – в армию. Армия и службы безопасности в Персии определяли очень многое, если не все – и частный бизнес показательно свободный, на самом деле был глубоко не свободен. Существовала практика, при которой чины из силовых структур делали купцами своих родственников и вели свои коммерческие дела через них – а был и такое, что формально деловыми людьми, владельцами предприятий были свободные люди – но львиную долю дохода они были вынуждены каждый месяц жертвовать в тот или иной фонд. У каждой силовой структуры, у каждого корпуса жандармерии, у Гвардии Бессмертных были свои фонды для "сбора пожертвований", потом расходившихся по рукам "допущенных". "Допущенным" был и генерал Камияб, он отныне мог не опасаться руки мстителя – но все равно он жил в глубоком страхе. В страхе перед неугасимым пламенем адского костра, в котором корчатся грешники.
