КСАНФ: На корабли! Ищите море!
ГАЛАОР: Вперед, Ксанф! В библиотеку!
В библиотеке бормотанье слышалось более отчетливо. Доносились крики и даже вой. Дон Мамурра читал. Низкий круглый столик был уставлен яствами и винами.
Шум становился оглушительным. Он представлял собой крик, в котором время от времени прорывалось то рычанье, то сопенье, то лай, то гуденье. Ксанф в смятении бил по деревянному полу копытом и шумно фыркал. Дон Мамурра гладил его по шее:
– Спокойно, Ксанф, спокойно.
Галаор, сидя в кожаном кресле, пил большими глотками красное вино.
Внезапно шум резко усилился. Стоял уже такой оглушительный грохот, что Галаору пришлось закрыть уши ладонями, дон Мамурра обхватил голову руками, а Ксанф перестал фыркать и забился в угол. От грохота некуда было деться. Стены дворца дрожали, падали на пол книги, и вино проливалось из кувшинов. Дон Мамурра покатился по полу, Галаор бросился к нему.
ГАЛАОР (крича во весь голос): Потерпите, дон Мамурра! Мы выдержим! Мы сбежим отсюда! Я настроил сады друг против друга. Вселенная Диомедеса разрушит себя сама. Она разрушится триста раз! Ровно триста раз!
Дон Мамурра не расслышал ни слова: все заглушил ужасный грохот – рухнула одна из башен замка. Дон Мамурра смотрел на потолок библиотеки.
КСАНФ: Крушите статуи! Поджигайте дворцы! Хватайте девушек! Меч, стены, ткани, сундуки, мясо, наслаждение, когда колонны падают, пламя взмывает, сверкают наконечники стрел, наслаждение!
Битва садов сопровождалась странными звуками: нескончаемое рычание, повизгивания, прерывистое дыхание невидимых масс, медленный меланхолический свист, предсмертный хрип и победный рев сплетались в схватке. Иногда все замирало, и снова слышалось только бормотанье, изредка прерываемое почти человеческим криком насмерть перепуганного зверя, леденившим кровь, как сигнал боевой трубы среди проклятий и звона мечей.
Галаор закрывал лицо руками, вспоминая эскадроны жуков, рвы, кишащие змеями, бегемотов, голубых цапель, стаи обезьян и хитросплетения паутины, огромные красные цветы, кроликов, червяков, пруды, полные раков, маленьких лошадок с ласковыми глазами, черепах, шакалов, бесчисленное множество личинок, обещавших новую жизнь, изящных оленей, прожорливых крыс, разноцветных жаб – все они перемешивались сейчас в одну кровавую массу: ломались кости, хрустели хрящи, перекусывались глотки и резко прерывался почти неузнаваемый крик. Хрипы чьей-то агонии, мертвая плоть – еще теплая, еще свежая, отталкивающая, завораживающая.
