Разве тебе неизвестно, что человек, ставший врагом династии, берёт на себя ответственность перед Небом? Это потому, что он пренебрёг могуществом династии. Если мы успокоим сердце государя, немедленно усмирив этих приятелей, мы, кроме всего, проявим выдающуюся преданность и сможем гордиться огромными воинскими заслугами. — Так он промолвил.
Ёситомо смиренно выслушал его и вышел. Синсэй высказался, Ёситомо ответил — и ничто не достигло посторонних ушей. Всё звучало серьёзно.
Возвратившись в свою ставку, владетель провинции Симоцукэ укрепил оружие и доспехи. Надел доспехи, передаваемые в его доме по наследству, под названием «Восемь драконов»[248]. Изначально эти доспехи назвал «Восьмью драконами» его предок Хатиман Таро Ёсииэ[249], через три года, во время сражения, бог-посланец Великого бодхисаттвы Хатимана[250] для охраны восьми видов полевой ставки[251], он выбил в золоте Восемь великих королей-драконов[252], закрепил навершие шлема и нагрудную пластину панциря и дал им имя «Восемь драконов».
Среди восьмислойных доспехов имеется и любимое сокровище. По этой причине его неукоснительно передают от поколения к поколению. На могучего вороного коня Ёситомо возложил покрытое многослойным лаком, присыпанным золотой пудрой, седло с золотой каймой. Он уже вцепился в седло, готовый ехать, как вдруг, подумав о чём-то, оставил бывшую у него в руке плётку и взял вместо неё плеть на рукоятке, бывшую в повозке, что стояла в каретном сарае.
Воины смотрели на него не понимая: «А это что за плеть?!» Когда же Ёситомо сказал им:
— Это память о покойном отце. Пусть ему будет приятно, что мне так рано дозволено входить во дворец императора, — все воины оросили слезами рукава своих доспехов.
После этого Ёситомо завязал у панциря шнуры и уже совсем готов был к сражению, однако, удержав своего коня, он раскрыл алый веер и вымолвил:
— Ёситомо человек простой, но он родился в доме, где приняты воинские приготовления, и этим счастлив. Обычно, когда я ввязываюсь в сражение, я не допускаю и мысли о том, чтобы бояться врагов династии. На этот раз, после того как я удостоился государева повеления, я тем более не испытываю страха. Проявив воинское искусство в настоящее время, я смогу донести до грядущих поколений своё имя.
Так он сказал и колыхнул стягом из белого бычьего хвоста[253], сверкнул отделанной золотом алебардой и двинулся наружу из лагеря, застывшего в порядке «рыбья чешуя» и «крыло журавля», взбодрённый его звездообразными стягами с белыми бычьими хвостами и с молниями сверкающего оружия. Видно стало, что он — карающая сила, блестящий великий полководец.
