Магическое искусство Эмили Бронте | страница 2
Биография Эмили Джейн Бронте относится к категории на редкость несобытийных. О глубине и интенсивности ее внутренней жизни рассказывают не столько факты биографии, сколько ее произведения. Будущая писательница родилась 30 июля 1818 года в небольшом городке на окраине Западного Йоркшира. Здесь, на грани двух миров, между хранящим традиции старины, веющим легендами севером и победительно надвигающимся индустриальным югом, прошли почти все отпущенные ей тридцать лет.
Их дом стоял у городской черты, дальше простирались пологие отроги Пеннинских гор, поросшие мхом и пушицей болота, вересковые пустоши. Зимой не было ничего печальней; летом, когда цветущий вереск образовывал розовый, бледно-лиловый, а то и багряный ковер, ничего очаровательней этих ложбин, запертых в холмах, и этих гордых круч. Это было излюбленное место длительных прогулок Патрика Бронте и его подрастающих дочерей.
Эмили любила открытый всем ветрам маленький мрачный дом и болезненно переживала каждое расставание с ним. Впрочем, покидала Хоуорт она редко. Впервые - в шестилетнем возрасте, когда три года спустя после смерти матери была вместе со старшими сестрами определена в частную школу для дочерей сельских священнослужителей. Мэри и Элизабет не выдержали ее сурового режима, едва живых Шарлотту и Эмили отец вернул в Хоуорт. Он сам занимался воспитанием детей, руководя их чтением, поощряя склонность к рисованию. Заботы о телесном здоровье трех сестер и их единственного брата приняла на себя приглашенная отцом строгая, как все пуританки, тетушка Элизабет, сестра их покойной матери.
Еще одна безуспешная попытка дать Эмили систематическое образование была предпринята десять лет спустя. Худенькая бледная пансионерка с глазами газели и прекрасными черными волосами, собранными в тяжелый низкий узел, не на шутку занемогла от тоски по дому, и Шарлотта, работавшая учительницей в этой же школе, вынуждена была отправить ее в Хоуорт. Место Эмили заняла не столь впечатлительная, уравновешенная Энн.
Случай этот говорит о многом. Отчасти он рассеивает домыслы о тяжких страданиях юной Эмили в отчем доме. Нам с дистанции в полтораста лет, вкусившим плодов постиндустриального прогресса, кажется, что Эмили была задавлена однообразием повседневности, прозябала в провинциальной глуши. Думается, прав Г.-К. Честертон, заметивший, что "роль дикой и бедной юности сестер Бронте сильно преувеличена"[*Честертон Гилберт Кит. Писатель в газете. М., 1984, с. 53.]. Да, жили скудно, одевались более чем скромно, готовились учительским трудом зарабатывать на жизнь, но их несчастье состояло не в этом. "Сестры Бронте прежде всего утверждали незначительность всего внешнего", замечает Честертон. Утверждали не только в книгах, но и в собственной жизни.