И вот пока все эти люди мотались по афганским горам, я сидел при аппарате и вершил бумажную работу, от которой их никто не освобождал. В любом совучреждении бумажной работы было полно и найти того, кто бы ее безропотно делал было большой удачей. Ну а я, с навыками работы в генеральной прокуратуре Союза умудрялся не только не погрязнуть в горах бумаг, но и найти время для обделывания своих дел – тех, которые поручил мне генерал Горин.
И в посольстве и в аппарате ГВС нашлись люди, которые меня помнили, за спиной не утихал шепот. Все дело было в том, что если человек вольно или невольно во что-то вляпался в предыдущей командировке, неважно виноват он был в чем то или просто случайно влип в историю – больше его за границу не выпускали. "Не оправдал возложенного доверия" – вот как это называлось тогда. Грешить дозволялось детям только очень высокопоставленных особ, не ниже министра, секретаря первостатейного обкома или кандидата в члены Политбюро – вот и начали совзагранработники выяснять, кто же я такой, что меня снова выпустили в загранку, да еще в ту же самую страну, где я влип в историю в прошлый раз. В посольстве была категория людей, которым особенно нечего было делать – вот они и начали узнавать по дружеским связям в Москве. Ничего не узнали – и от этого стали бояться еще больше…
Разгребя за несколько дней гору бумаг и сделав первоочередные дела, я начал думать, как мне выполнить задание. Сделать это было не так то просто.
Для дурака это выглядит просто – снял трубку и позвонил из посольства или аппарата ГВС. Проше некуда – вот только рассчитывать на то, что телефон высокопоставленного офицера Царандоя не прослушивается АГСА, было, по меньшей мере, наивно. А контакт офицера Царандоя с советским сотрудником аппарата ГВС будет отслежен и приведет к провалу агента. Это только на словах СССР для Афганистана был большим старшим братом – на самом деле работа против нас шла вовсю. Иногда следили тайно, иногда почти открыто и все это делалось под предлогом охраны советских специалистов от возможного нападения бандитов. Один из сотрудников КГБ по слухам, обнаружив слежку, открыл по сотрудникам АГСА огонь, потом сказал, что принял их за бандитов. С Москвы же шли успокаивающие шифрограммы – и это в то время когда назревал взрыв. Здесь это видел любой мало-мальски здравомыслящий человек.
Очень негативно сказывалось на обстановке направление сюда большого количества военных и гражданских советников. Это должно было помочь – а на самом деле только вредило. Каждое министерство выбивало по своему направлению возможно большие советнические квоты – чтобы отправить людей в загранкомандировку и дать возможность хорошо заработать. Направляемые советники возможно были сильными специалистами в своей области, но педагогами никакими. Не хватало переводчиков, языки пушту и дари были редкими, их почти никто не изучал до того момента, как "приперло", и за год контингент переводчиков не подготовишь, даже учебных пособий нормальных не было. Низкий образовательный уровень афганцев, сложности с пониманием между подсоветными и теми кто советовал, приводили к тому, что многие советники не учили как делать – а делали за афганцев многое сами. В итоге, афганцы, предоставленные сами себе и разгруженные от повседневной текучки добрыми советниками, начинали заниматься политикой, стремясь содержательно проводить время. Все это было на уровне армии, где любой летеха или прапор мог сказать, что солдат ничем не занятый в течение дня – почти что дезертир…
