Тролль непонимающе взглянул на нее.
– А возможно, и нет, – добавила Эрика.
– Может Джоко сказать? – спросил тролль.
– Прости?
– Может Джоко сказать?
Большие, будто у совы, с желтыми, как лимон, радужками, его глаза по-прежнему казались Эрике загадочными и прекрасными. Они полностью компенсировали уродство остального лица.
– Да, конечно, говори что хочешь.
– С тех пор, как я выбрался из того, кем я был, и стал тем, кто я есть, Джоко, который я, жил в ливневых канавах и короткое время в чулане общественного туалета. Тут гораздо лучше.
Эрика улыбнулась и кивнула.
– Я надеюсь, здесь ты будешь счастлив. Только помни – о твоем присутствии в доме никто не должен знать.
– Ты – самая добрая, самая великодушная женщина в мире.
– Совсем нет, Джоко. Ты будешь мне читать, помнишь?
– Когда я еще был тем, кем я был, я не знал ни одной женщины, которая могла бы сравниться с тобой. С тех пор, как он стал мной, Джоко, я тоже не встретил ни одной женщины, которая могла бы сравниться с тобой, даже в туалете, где пробыл одиннадцать часов, в женском туалете. Джоко слышал многих женщин, которые говорили и в кабинках, и у раковин, и в большинстве своем они были ужасными.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось так страдать, Джоко.
– Мне тоже.
К Карсон приближалась не Джанет Гитро, а немецкая овчарка, тяжело дыша, виляя хвостом.
А Джанет, с ее роскошной задницей, оставалась на том же месте, что и в тот момент, когда Карсон вышла из «Хонды»: в пятидесяти футах дальше по дороге. Вскинув голову, расправив плечи, с висящими вдоль боков руками, она стояла, словно стрелок из какого-то старого вестерна, готовая в любой момент выхватить из кобур револьверы и уложить продажного шерифа.
Она более не бежала на месте, чем, вероятно, сильно разочаровала Майкла.
Что интересно – псевдо-Джанет наблюдала за их стычкой с псевдо-Баки, но не чувствовала себя обязанной поспешить на помощь. Маленькая армия Новых людей могла населять город, но, возможно, их не связывали достаточно прочные узы дружбы, чтобы они горой вставали друг за друга.
С другой стороны, такая реакция могла говорить и о том, что Джанет окончательно рехнулась и не соображает, что к чему.
Стоя под дождем, серебрящимся в дальнем свете фар «Хонды», она казалась эфемерной, словно находилась за прозрачной перегородкой, которая разделяла этот мир и другой, где люди сверкали, как призраки, а злобой превосходили любого самого разъяренного хищника.
Майкл протянул к Карсон руку, на ладони поблескивали патроны.
