По обе стороны тянутся дома из декоративного кирпича, все как один без изысков, без балконов, без карнизов, без каких бы то ни было украшений. Только самое необходимое: ровные стены с пробитыми в них прямоугольными отверстиями; от этого веет не бедностью, а трудом и экономией. К тому же по большей части это коммерческие здания.
Строгие фасады, тщательная кладка небольшого темно-красного кирпича, прочная, монотонная, кропотливая: денежка прибыли, полученной компанией «Древесина хвойных пород», денежка, заработанная «Луи Швоб. Экспорт леса», «Марком и Ленглером» или акционерным обществом «Борэкс». Экспорт леса, древесина хвойных пород, промышленная древесина, экспортная древесина, экспорт древесины хвойных пород, квартал полностью отдан на откуп этому бизнесу; тысячи кубов соснового леса, сложенные кирпичик к кирпичику, чтобы стать убежищем для толстых бухгалтерских книг. Все дома построены по одному образцу: пять ступенек ведут к крепкой лакированной двери, по обе стороны которой черные вывески, где золотыми буквами выведен юридический статус фирмы; два окна слева, одно справа и сверху четыре этажа одинаковых окон. Может, среди контор есть и квартиры? Во всяком случае, внешне они ничем не выделяются. Не проснувшимся толком служащим, которые через час заполнят улицу, несмотря на привычку, придется немало потрудиться, чтобы узнать свою дверь; а может, они войдут в первую попавшуюся, чтобы экспортировать, как уж захочет случай, древесину Луи Швоба или Марка и Ленглера? Разве не важнее всего, чтобы они добросовестно делали свое дело, дабы кирпичи продолжали громоздиться, как и цифры в гроссбухах, подготавливая зданию еще один этаж денежек: несколько сотен тонн расчетов и писем установленной формы; «Господа! В ответ на ваше любезное…», оплачено наличными, одна ель против пяти кирпичей.
Парад завершается только на пересечении с перпендикулярными улицами, абсолютно идентичными, места хватает только на то, чтобы проскользнуть между кипами реестров и арифмометрами.
Но вот более глубокая выемка, которую сквозь эти терракотовые дни пробивает вода; вдоль набережной вздымается оборонительная линия островерхих крыш, где окна оказываются более слепыми — инстинктивно, — а защита более крепкой. Посередине этой поперечной улицы течет канал, с виду оставаясь в неподвижности, прямой коридор, оставленный людьми от первородного озера, для груженных деревом барж, медленно спускающихся к порту; к тому же последнее убежище, в духоте этих осушенных земель, для ночи, воды сна, бездонной, поднявшейся с моря и кишащей невидимыми чудовищами сине-зеленой воды.
