И когда они, еще в угаре от любовного акта, разгоряченные, вспотевшие, продолжали стоять в этой позе, не сводя глаз друг с друга, появилось нечто новое — на них обоих накатила волна небывалой нежности.
Хотя соединение на этот раз произошло столь стремительно и быстро, оно было вызвано отнюдь не одной только похотью. Это было соединение не только тел, но одновременно душ, сердец и разума обоих. Так началась для них эра подлинного доверия и прочной любви.
Тем не менее, когда они отдышались и вновь обрели способность говорить, у Каттера возникла острая потребность извиниться за свою грубость. Он нежно поднял ее подбородок и открыл было рот, но Чейенн, женским чутьем предугадав его намерение, прикоснулась к его губам пальцами.
— Не надо. Молчи.
— Я... я...
— Ты можешь все испортить. — Голос Чейенн звучал нежно и чуть-чуть удивленно. Глаза были ласковые и горячие. — Ты сказал, что любишь меня, и я в это поверила. Это было чудесно. — Она покраснела. — Чудо это словами не выразить. Надо будет когда-нибудь попытаться его повторить.
Пробудившись, Каттер зевнул и уставился на вращающиеся лопасти потолочного вентилятора. Ему было смертельно скучно.
Из этого состояния его вывела внезапная молния, прорезавшая низкие облака и исчезнувшая за ближней рощицей. Попугаи, весело трещавшие неподалеку на пальмах, испуганной зеленой стаей промчались мимо бунгало, окруженного розовыми и ярко-красными бугенвиллеями, и скрылись под сенью более надежного тропического леса.
В мгновение ока исчезло из поля зрения солнце, весь день нещадно палившее над заливом. Небо быстро темнело, неподвижный влажный воздух стал источать прохладу. Спустя еще несколько секунд в окна бунгало начали биться листья деревьев и пальм, прогремел гром.
Наконец-то можно будет развлечься хотя бы зрелищем бури!
Не желая будить Чейенн, Каттер осторожно поднялся с постели. Натянув валявшиеся на полу джинсы и белую рубашку с длинными рукавами, он вышел на террасу, чтобы оттуда наблюдать за штормом.
На столе рядом с креслом-качалкой сияло больше десятка розовых орхидей. Сегодня утром они с Чейенн нарвали их в поле недалеко от дома, куда приходили каждый день.
Три недели.
Вот уже три недели они заперты, как в западне, в этой отдаленной дыре.
По крыше дома и верхушкам пальм забарабанили тяжелые капли тропического ливня. Секунда — и в воздухе распространился сладковатый влажный запах дождя. Послышались крики детей; это Джереми с товарищами — он успел подружиться с местной детворой — побежали в поисках убежища с озера, где плескались в воде и играли.
