Все песчинки падали в одно и то же место — озерцо крошечное в скале гранитной. Триллионы лет прошли, горы опускались и поднимались, а скала всё на том же месте покоилась. А дно озерца давно уж золотым стало.
Теперь там часто бывают люди. Не могут они спокойно жить и радоваться, мотает неприкаянно, гонит стадо буйволов к пропасти.
Вот-вот, сегодня, а может быть завтра, найдут они это озерцо в скале. А песок — он — по-людски — простое золото. И соберёт его какой-нибудь вельможа, и отольёт из него слитки, а их сколько ни подбрасывай — эфирный ветер не подхватит. И серый туман так и будет струиться из забытых уголков никчёмного нашего мира.
Если ребёнок, ухватив полную пятерню золотистого песка, лёгкой рукой подбросит его к небу и радостно засмеётся…
Он вбежал — как всегда, неряшливо одетый и непричёсанный — и с порога затараторил:
— Весь день, весь день тебя искал! Весь день!.. На работу — нет, сюда — нет, ходил к этой — ну, с которой ты в прошлом году — Тане, — и там нет.
— Не Тане, а Тоне, — автоматически поправил я.
— Да-да, Тоне, и нет тебя там. Ты мне был так нужен.
— Да что случилось-то?
— Я нашёл, нашёл их гнездо!
"Боже, — подумал я, — снова началось". В каждом небольшом городке, подобном нашему, должен быть свой городской сумасшедший. Он подходил на эту роль идеально. Весь прошлый год он провёл, разоблачая масонов, поэтому, когда сейчас я услышал, что он нашёл гнездо…
Он был моим другом. Как так получилось, я и сам не знал. Когда он уезжал искать протоцивилизацию на Кольский полуостров, мне его не хватало. Без меня же он, похоже, вообще не мог существовать.
— Я знаю точно — это их гнездо. А тебя нигде нет. А я без тебя как-то…
Тут он взглянул на меня с укоризной:
— Так же нельзя!
— Что именно?
— В самый ответственный момент моей жизни ты исчезаешь. И вот, когда я в шаге от открытия…
— Кого?
Он на секунду задумался:
— Я ведь не сказал, да? — И, понизив голос, произнёс с подвываниями. — Гигантские лягушки.
У меня отлегло от сердца. Всё-таки не масоны.
А он зашептал, всё более возбуждаясь:
— Гигантские лягушки! По ночам они выходят из гнезда и скачут, скачут…
Нужно было его остановить. Выражать недоверие или, наоборот, повышенный интерес было одинаково опасно.
— Прости, я не знал. Если б ты раньше сказал… Я ведь вчера к маме ездил, — сказал я с нажимом.
— Скачут, скачут. — Он приседал и размахивал руками, изображая земноводных. — Что? К маме? К маме! Ну правильно, как я не догадался. Вот дурак!
