О том, чтобы папирусы принадлежали ему, распорядились высшие силы, это ясно. В багдадском аэропорту, с мокрыми от пота подмышками, он сдал чемодан в багаж, решив не оставлять свитки в ручной клади. Поставить чемодан на ленту транспортера, который, возможно, увозил его в небытие, было равносильно пытке, но он рассудил, что это все же меньший риск, нежели попытаться пронести папирусы с собой мимо секьюрити. Он понятия не имел, просвечивается ли сдаваемый багаж в отношении подозрительных предметов; в каком-то смысле ему бы этого хотелось, хотя бы потому, что параллельно на наших глазах происходит сущий идиотизм, когда людей заставляют выстаивать в очереди, просвечивая рентгеном их ручную кладь и конфискуя у них тюбики с зубной пастой. Зачем подвергать унизительной процедуре пожилую даму из-за набора пилок для ногтей в допотопной сумочке, если в это самое время ничто не мешает террористу погрузить в багажный отсек самолета чемодан, начиненный взрывчаткой? Ладно, что сделано, то сделано. Его чемодан благополучно проследовал куда надо.
В Афинах те пятнадцать минут, что он провел в ожидании багажа на круговом транспортере, в плане стресса мало чем отличались от горящих улиц Мосула. Но, опять-таки, высшие силы его берегли. Чемодан выкатился целым и невредимым. Он тут же сдал его на рейс до Торонто, где по прилете еще раз пережил нервотрепательные пятнадцать минут безотрывного глядения в черную дыру, из которой должен был появиться багаж. И вновь его чемодан как ни в чем не бывало выехал на ленте. Ворох пропотевших рубашек, брюк, носков и мятый пиджак с аккуратно завернутым в грязную одежду величайшим археологическим открытием тысячелетия — эти сокровища он вынес из зоны боевых действий, вытащил их, можно сказать, из полымя и привез домой.
Домой? Не совсем, не без приключений. Вскоре после приземления в Торонто ему был предложен сомнительный выбор: уехать из собственной квартиры, снять новое жилье и воздержаться от физического воздействия на свою девушку, вдруг получившую приставку «экс». Как раз в такие минуты политика канадского правительства, выступающего против распространения огнестрельного оружия среди населения, представлялась в высшей степени разумной.
— Ты в порядке?
Участливый голос вырвал Тео из плена грез.
— Да, — ответил он, несколько раздосадованный попыткой Лоуэлла искусственно создать этакий интимный тет-а-тет.
— Есть чем заняться?
— Есть. Большой перевод.
— Ara. — Судя по лицу Лоуэлла, ответ его не слишком убедил. То ли счел это враньем, то ли полагал, что затвориться в убогой квартирке и корпеть над мертвым языком — занятие, недостойное мужчины в подобной ситуации. Может, считал, что новоявленному брошенному рогоносцу больше пристало ходить по кабакам, напиваться с дружками и трахать баб.
