Огненное евангелие | страница 47



Братья и сестры, вам не довелось быть свидетелями распятия, и я молюсь о том, чтобы и впредь не пришлось, ибо эта ужасная картина порождает страсти, которые невозможно объяснить. Скажу одно: есть некая радость в том, когда ты видишь трудную работу исполненной. Два тяжелых поперечных бруса лежат на земле, а на них тяжелый мужчина (Иисус был роста умеренного, но не худой); поэтому с поднятием креста поднимаются и сомнения в душе: а справятся ли солдаты с задачей? Видя, как они надрываются, ты забываешь об их подлой затее и хочешь им пособить в трудном деле. Солдаты стонут, лица их делаются красными от натуги, тяжелый крест заваливается, и многие мужчины в толпе невольно подаются вперед, готовые подставить плечо и принять на себя часть ноши. Да и женщины тоже.

Братья и сестры, мне напомнили о вопросе, кто из учеников находился там в тот день. Ответить на него не просто. Во-первых, потому, что распинание на кресте растягивается не на один день; это не столько казнь, сколько пытка, и с наступлением ночи в лучшем случае умирает один приговоренный. В первый день собирается больше всего народу, а дальше с каждым днем все меньше людей приходит посмотреть, насколько приблизился час смерти. Во-вторых, когда я пришел на Голгофу, я не знал в лицо никого из учеников, кроме Иуды и, может быть, еще одного-двоих, виденных в Гефсиманском саду при слабом освещении. Мне кажется, я бы вспомнил человека, отсекшего мне ухо, но с тех пор я его не видел.

Поэтому определенно я могу сказать лишь о женщинах, которых уже знал как жен и дочерей старейшин храма. Шесть или семь из них жались друг к дружке на Голгофе. Ребекка и Ависага, о которых вы знаете из предыдущих моих писем, и другие родственницы старейшин, включая дочь самого Каиафы.

Как же я их презирал всего неделей ранее! Помню, как Каиафа обсуждал со мной опасное легкомыслие женщин, подпавших под обаяние неотесанного пророка из Капернаума. Мы уподобляли Иисуса бешеному псу с текущей слюной, который заразил бешенством свою первую жертву, а дальше зараза пошла гулять от дуреχи к дурехе, от одной пустой головы к другой. Точнее, от дыры к дыре, сказал Каиафа, и я загоготал, как придурочный. Я весь дрожал от удовольствия, что удостоился посмеяться над шуткой первосвященника храма! Я хохотал бы еще громче, осмелься кто-нибудь тогда мне предсказать, что не пройдет и недели, как я подхвачу ту же заразу, что и эти женщины! Какая сладкая зараза! Пусть она распространяется из уст в уста и от сердца к сердцу, пока эта болезнь не поразит весь мир!