, т. е. сознательное, руководствующееся познанием действие (вопрошание или стремление и поступки, всякое свободное решение и приложение усилий и трудов), обусловлено и определено целями, «мотивировано» ими, – не подлежит сомнению. Мы можем поступать лишь «целеустремленно». Есть ли, и в каком смысле есть здесь «целеуверенность», – это другой вопрос.
Определены ли и направлены ли «финально», или «телеологически», и в каком смысле естественные события всей вне- или дочеловеческой действительности – еще более древняя и всегда новая проблема. Кроется ли в ней лишь исходящее из своеобразия человеческих поступков антропоморфное толкование событий природы, или телеологическое понимание природы, можно предметно обосновать и философски оправдать?
4.4.3.1. К истории проблемы
4.4.3.1.1. Телеологическая картина мира свойственна всей классической греческой философии. Она была основополагающей уже для мирового закона (logos) Гераклита, как и для мирового разума (nous) Анаксагора, правда, оспаривалась теорией простого случая в атомизме Демокрита. Для Платона вечная идея была не только совершенным прообразом, но и целью земных вещей, которые уподобляются ей и стремятся к высшей идее блага. Аристотель в анализ движения (kinesis), наряду с причиной действия, включает также причину цели – как «то, ради чего» (hou heneka), стало быть, в цели он также видит конститутивный принцип всякого движения или изменения, в конечном счете – это чистый акт божественной действительности, которая – как высшее благо и последняя цель – все к себе притягивает и содержит в движении. Стоики в учении о силах произрастания [Keimkraften] природы (logoi spermatikoi, rationes seminales), которые разворачиваются финально, мыслят точно так же телеологически, как и неоплатоники с их идеей возвращения всех вещей в божественное пра-единство, из которого они возникли.
4.4.3.1.2. Финальное понимание мира такого рода, сообразно библейскому учению о творении, было воспринято христианским мышлением. Это заметно уже у отцов церкви (включая теологически понятое эволюционное учение), как и в схоластической философии, в особенности у Фомы Аквинского. Для него Бог, как «само бытие» (ipsurn esse), есть «высшее благо» (summum bonum), следовательно, «последняя цель» (finis ultimus) всего происходящего. Вслед за Аристотелем Фома Аквинский выдвигает основоположения: «Omne agens agit propter finem» (всякое действующее действует ради некоей цели: S. th. I, 44, 4с, ср. S. с. G. III, 2 и сл.), и вместе с тем: «Naturale desiderium non potest esse inane» (естественное стремление не может уходить в пустоту: S. th. I, 75, 6с; ср. S. с. G. II, 55 и сл.). В этом выражена не только целеопределенность, но и целеуверенность естественного стремления.
