Контрабасы, или Дикие гуси войны | страница 31
— К вечеру солдата не будет, расхерачу всё к ебене матери.
Вернули. А утром комбриг строит бригаду… Выводят этого солдата, и комбриг начинает его чморить — трус, предатель, расстрелять тебя мало. Я, тогда еле сдержался. Пацан такое пережил, а его к стенке поставить обещают. В общем морально сломали парня. А случалось и такое, что и покалечить по пьяни могли.
А это самое страшное на войне, это когда бьют свои.
Поэтому я себе слово дал, в плен не пойду. Давайте выпьем за то, чтобы нас это не коснулось.
Выпили. Шарипов толкает меня ногой:
— А у меня в кармане на этот случай всегда эфочка лежит. Хорошая такая, эфочка, ручная.
Все захмелели, завязался разговор. Гизатулин рассказывает о новом снайпере.
— Приходит ко мне, весь такой военный, типа рейнджер. Говорит возьми к себе, я снайпер.
Ромка прыскал от смеха.
— Я смотрю, блядь, ну какой он, на хер, снайпер, в корову наверное с десяти метров не попадёт. Спрашиваю, какое оружие знаешь? С чем работал?
— С СВД-2.
Приношу ему винтовку, говорю, стреляй. Вижу не стрелок, первый раз в жизни ружьё держит, максимум второй. Но берёт уверенно, можно сказать даже деловито, целится. Гизатулин весь красный, говорил сквозь слезы и смех. Я такой наглости отродясь не видел, такой деловой, ни один мускул на лице не дрогнет. Спрашиваю:
— Раньше стрелял?
А он мне
— Стрелял! — говорит. Ромка протирал глаза, вытирал сопли и снова закатывался
— Попадал?
— Пока нет. Но попаду.
— Ну как такого не взять? Это же чудо…А в бою отличился, двух чехов снял. Степаныч сказал, что будет ходатайствовать о награждении.
Просмеялись. Степаныч встал со своего места. Все замолчали.
— Я входил в Грозный пять лет назад, в декабре 94-го, у меня на глазах умирали наши пацаны. Срочники, дети вчерашние! Танки как свечки горели. А вся страна тогда встречала Новый год. Пили шампанское, желали друг другу счастья…
Потом, уже в январе, когда подмога подошла, стали ребят собирать. Трупы валили в кучу, как мешки с картошкой. Многим некуда было даже бирки прикрепить, ни рук, ни ног. Номера писали йодом или зелёнкой… Там где написать было можно.
И я пообещал сам себе, что помнить буду помнить это всегда… Давайте третий тост, за них, за всех. За Серёгу Манаенко, Володю Извекова, Женю Магера.
За ребят с Сибири, Кубани, Дона, Рязани. За русских солдат, погибших в Чечне!
Не чокаясь выпили за погибших. С минуту Степаныч молчал, что-то обдумывая. Затем сказал.
— Водку в сейф. Всем отдыхать, завтра работа.