– Пошли, – подхватился Танвар, – давай быстрей. Это караван, мы его догнали!
Он вскинул на плечо мешок, поправил полотенце на голове и решительно зашагал по дороге. Казалось, у него открылось второе дыхание. Вся его усталость пропала, и теперь Танвар выглядел посвежевшим, словно и впрямь напился досыта холодной воды.
– Идем! Да побыстрее, растяпа! У меня место в караване оплачено, и припасы отложены. Если только их еще не сожрали эти жадные дети собак.
Подмастерье улыбнулся и поспешил за спутником. В самом деле, если погонщики добрались до запасов северянина, то им придется не сладко. Судя по всему, Танвар был скор и на слова и на дела.
Караван они увидели сразу, едва свернули за очередной холм. Десять быков, две повозки и восемь человек – вот и весь караван. Что и говорить, не много. Фараху доводилось за время скитаний видеть караваны и по двадцать, тридцать повозок, но здесь, в краю деревень, и две повозки – караван.
Погонщики разбили лагерь у подножия большого холма. Между двух повозок разожгли костер, и теперь люди суетились у него, деловито переговариваясь. Быки стояли спокойно, но порой издавали утробные звуки, словно жаловались на свою нелегкую судьбу. Их то и услышали путники.
Танвар шел быстро, почти бежал, и подмастерье едва поспевал за ним. Караванщики, заприметив путников, сначала всполошились, похватали из повозок оружие, но, видя что гостей всего двое, успокоились.
У самых повозок Танвар сбавил ход и подождал Фараха.
– Слушай, – сказал он, – они по северному плохо лопочут. Ты уж пообщайся с ними, смотри, чтоб нас не обжулили. Тут только зазевайся, мигом без порток останешься. И поменьше трепись о том, куда идем. И о смерти деда – никому не слова! Идешь со мной в Башмин на базар и вот и все дела.
Фарах кивнул, и они неспешно подошли к костру. Шли нарочито медленно, не торопясь, подчеркнуто держа руки на виду. В последнее время на трактах пошаливали разбойники, поэтому не стоило понапрасну волновать караванщиков. Они стали около костра, вглядывались в гостей и держа оружие наготове – кто деревянную пику с дрянным медным наконечником, доставшуюся от деда, кто палку окованную железом, кто нож. Всего их было восемь.
В сгущавшихся сумерках Фараху было плохо видно их лица, но крайнего слева он сразу признал – по халату. Халат знатный: толстый, с двойным воротом, сшитый из зеленых и красных клочков материи. Ужасен на вид, и одеть его мог только Хасир – торговец из Башмина, иногда заглядывающий в деревню Фараха. Сам Хасир считал, что халат замечательный и не расставался с ним ни на день.
