Брат спустился вниз, а я стал одеваться. Часа через два из Иносимы приехали дядя и тетя. Да, мое возвращение стало настоящим событием. Несмотря на все увеличивавшийся дефицит еды, мама и Томика устроили настоящее пиршество с моими любимыми деликатесами. Как я был тронут такой теплой заботой. К 1944 году снабжение продуктами резко ограничили, и даже рис было трудно достать. Накануне мама и Томика ходили за несколько миль в деревню, чтобы купить у крестьян отборного риса. Этот отборный товар хозяин не продал просто за деньги. Томике пришлось пожертвовать своим красивым дорогим кимоно, которое было частью ее приданого. Взвалив на спину тяжелые мешки, они отправились домой.
Я был им очень благодарен за такое искреннее проявление любви. Когда во время ужина я напомнил о жертве сестры, Томика улыбнулась и ответила:
– Ничего, ничего. К тому времени, когда кто-то возьмет меня в жены, у меня будет сто таких кимоно.
– Ну-ну! – засмеялся Тосифуми. – Многие мужчины хотели бы получить такую жену. Только подожди!
Томика улыбнулась, но взгляд ее стал серьезным, когда она опустила глаза и сказала:
– Мне двадцать шесть лет.
– В свое время у Томики будет муж, – заявил папа. – Когда мы найдем достойного мужчину с подобающим положением в обществе. А об этом лизоблюде я даже говорить не хочу. Как там его зовут?
– Тебе обязательно надо унижать дочь перед родственниками? – с укоризной произнесла мама.
Томика встала и, пряча покрасневшее лицо, быстро направилась к двери.
– Вернись! – приказал отец. – Не надо быть такой обидчивой!
Томика вернулась и села, покорно глядя в пол.
– А где Рэйко? – спросил я.
– Мы… нам пришлось ее отпустить, – ответила мама и улыбнулась моим дяде и тете. – Держать прислугу – лишние затраты. Я хотела сказать, это глупо во время войны, когда в доме сейчас живут всего три человека.
– Ясуо, – сказал дядя, – поведай нам о своих успехах. Как тебе понравилась подготовка в армии?
До самого вечера мы говорили о моей подготовке, о том, как лечил зубы Тосифуми, но в основном слушали, как дядя и отец вспоминали о своей военной службе.
Вечером, когда родственники ушли, ко мне заглянул Тацуно. За три месяца приятель написал мне два письма, и ни на одно я не ответил. Конечно, у меня не было для этого времени, но короткую записку послать я мог. Просто каждый раз, когда я брался за перо, что-то меня останавливало. Я не хотел, чтобы Тацуно попал на базу Хиро.
Но мой приятель все равно вскоре должен был оказаться там. Это произошло бы месяцем раньше, если бы во время учебного полета на планере он не порвал связки руки. В Тацуно было что-то трогательное и нежное. При мысли о том, через какие испытания ему вскоре предстояло пройти, я испытывал боль. Он чем-то напоминал Миягаму, который нашел выход, повесившись в уборной.
