На закате я получил приказ отослать дальнобойные орудия на соединение с основными силами. Нам же ни при каких условиях не разрешалось покидать свою позицию до тех пор, пока не придет специальный приказ.
Я ждал его всю долгую зимнюю ночь, но напрасно. Я прекрасно понимал, что днем мы не сможем уйти отсюда. Я уже настроился стоять до конца, когда перед самым рассветом по радио пришел приказ уходить. Я передал его по нашей радиостанции лейтенанту Кленку, командиру роты, занимавшей позиции севернее нас, но подтверждения не получил. Тогда я велел связному ехать к Кленку и сообщить ему приказ. Больше я его не видел. Оставалось последнее средство – подать сигнал ракетой, в надежде, что Кленк поймет, что он означает. После этого мы, стараясь не шуметь, двинулись на запад. Кленк действительно догадался, зачем я выпустил ракету, и через восемь дней его рота присоединилась к нам, пройдя через множество испытаний, ибо они отступали через Джебель-Акдар, а мы – по пустыне.
Рассвет застал нас в пустыне. Мы неслись как бешеные. Мы быстро продвигались при тусклом свете зимнего солнца, не встретив, на наше счастье, никаких признаков жизни.
Только однажды мы увидели, как к нам приближается целая стая британских самолетов. В ней было не меньше шестидесяти машин, и я подумал, что нам придется туго. В отчаянии я велел палить из всего, что может стрелять. Но с самолетов, к нашему удивлению, ответили сигнальными ракетами. Возблагодарив Бога, мы прекратили огонь. Этот удивительный случай можно объяснить только тем, что в нашей колонне было много трофейных британских машин, выкрашенных под цвет песка, и летчики, вероятно, приняли нас за передовой отряд 8-й армии, движущийся на запад.
Мы догнали наши основные силы на следующий день. Надо сказать, что мы появились слишком рано, поскольку попали прямо под воздушный налет. Мощное соединение самолетов Королевских ВВС засыпало нас бомбами. Я выскочил из машины и нырнул в щель. Когда налет закончился, я увидел, что обивка сиденья машины была разорвана в клочья. Я позвал шофера, младшего капрала Шмидта, но ответа не получил. Один из солдат дотронулся до моего плеча и показал под машину. Там лежало изуродованное тело шофера. Всего несколько минут назад мы болтали с ним о его жене и семье и об отпуске, которого он так ждал: теперь ему уже никогда их больше не увидеть.
Несколько моих солдат кричали от боли. Рядом с одним из них лежал человеческий обрубок, без рук и без ног. Подбежал врач и наклонился над ним. Пепельно-серое лицо раненого искривилось в подобии улыбки, и он спросил:
