К нам в Бардию пришла зашифрованная радиограмма, которая предписывала Роммелю немедленно прибыть к генералу Бастико в Кирену. Мы приехали туда на следующий день, уставшие и покрытые пылью после дальней дороги, которая конечно же шла в объезд Тобрука. Привыкнув к обшарпанному домику в Бардии, мы чувствовали себя так, словно очутились в великолепном императорском дворце, когда, миновав роскошный парк, вошли в большое здание с мраморными колоннами.
Хорошо побывать в зеленом Джебель-Акдаре; впервые за столько месяцев наши глаза смотрели не на солнце, песок и мух, а на зеленые поля, кудрявые облака, поросшие лесами холмы и красивых женщин. Впрочем, мы с Роммелем, грязные и потные, прибывшие на изрешеченной пулями машине, покрытой многомесячным слоем грязи, чувствовали себя не в своей тарелке в этих мраморных залах и ухоженном парке. Я видел, что итальянский Генштаб тоже понимает, что мы не вписываемся в эту обстановку.
Роммель немедленно доложил о своем прибытии для беседы с Бастико. Однако новый итальянский командующий только через полчаса нашел время принять его. Когда после короткой беседы Роммель покинул офис Бастико, у него было плохое настроение. С тех пор мы называли итальянца Бомбастико.
Роммель являлся сейчас фактически единственным командующим, а власти у него было гораздо больше, чем у итальянского генерала. В Кирену прибыла новая группа штабных офицеров. Роммель еще раньше разузнал, что этот персонал предназначался для танковой группы, которая «должна поступить в распоряжение» германского Африканского корпуса. Я заметил, что Роммель задумался над тем, что конкретно за этим стоит. Будет ли новый штаб напрямую связан с германским Верховным главнокомандованием, или кто-нибудь из старшего генералитета возьмет на себя общее командование Африканским корпусом? Во время нашей поездки в Кирену обстановка прояснилась. Ожидая своего шефа, я познакомился с несколькими офицерами нового штаба. Один из них, долговязый офицер связи лейтенант Дикман, поприветствовал меня с таким высокомерным и снисходительным дружелюбием, что мне подумалось, что в этой утонченной атмосфере на нас, фронтовых буянов, смотрели как на дикарей, правда прибывших с благими намерениями. После Бастико Роммель встретился с генералом Гаузе, начальником новоприбывшего штаба. Гаузе, приятный человек, умеющий проявлять уважение к старшим, в котором чувствовалась сила и уравновешенность, без обиняков заявил, что новый штаб будет придан Роммелю.
