Элерт добавил, что это очень ответственное задание и его успешное выполнение будет иметь далеко идущие последствия. В раздумье он добавил:
– Если Марада занят противником, вам предстоит овладеть им. И если противник попытается вернуть утраченные позиции, то вы должны будете удержать его любой ценой. Дополнительную информацию получите в Мраморной Арке. Все ясно?
Я кратко повторил полученные инструкции, но не решился задавать вопросы, поскольку знал, с какой неприязнью Элерт на них реагирует. Когда я повернулся, чтобы покинуть фургон, Элерт вручил мне оперативную карту:
– Берегите ее. У нас только три экземпляра. И доложитесь командующему, прежде чем отправитесь.
Сердце мое радостно билось. Я испытывал гордость и волнующее предчувствие приключения, к которому примешивался страх. Пока упаковывали мое снаряжение, я приказал водителю заправить машину бензином и через несколько минут был готов ехать. Я доложил Роммелю о своем отъезде, но он лишь кивнул в ответ.
Путь до Мраморной Арки оказался тяжелым, поскольку мы постоянно следили за небом, опасаясь появления вражеских самолетов. Вечером я заметил в пустыне большую арку, к югу от нее стену из светлого камня, а рядом с ней вкопанные в песок машины и танки, палатки и укрытия – это была штаб-квартира 5-й легкой дивизии. Я немедленно доложил о своем прибытии начальнику оперативного отдела дивизии майору Хаузеру, который впоследствии стал генералом и начальником штаба 14-й армии в Италии. Не успел я прибыть к нему, как в палатку Хаузера вошел генерал-лейтенант Штрайх – командир дивизии.
Оба они мне понравились – держались неофициально и по-дружески, предложили стакан пива – роскошь, невиданную в штаб-квартире Роммеля в пустыне. Они знали о моем задании и рассчитали организационные моменты. Мы обсудили детали, а потом вызвали начальника отдела разведки. Он был тоже дружелюбен, но слегка высокомерен. Это был капитан фон Клюге, сын знаменитого генерала, по прозвищу Умный Ганс[2]. Не думаю, чтобы его сын заслуживал подобного прозвища.
Дивизионная столовая была удобнее и богаче, чем у Роммеля. Я увидел, что здесь можно купить выпивку, сигареты и даже конфеты, что мне особенно понравилось, ибо я не курил.
Разговор в столовой в тот вечер вращался вокруг политики. Наверное, я был неосторожен, осудив заявление Геббельса в поддержку гонения евреев в 1938 году как «спонтанную демонстрацию духа германской нации». Не будучи приверженцем евреев, я заявил, что политика антисемитизма недостойна нации. Пожилому офицеру-резервисту, земледельцу из Мекленбурга, похоже, понравилось мое прямолинейное высказывание, и он сказал:
