«— Мы собирались ее сжечь, сэр, — сообщил мне старший из мальчиков, а на мое недоуменное “За что?” не замедлил пояснить: — Никак не хотела поверить в то, во что нам хотелось».
Действительно, почем им знать, что так делать не положено, ведь «для ее же блага», как уверяли инквизиторы веками.
Восприятие «Кентавра» было неоднозначным: одни обвиняли автора в идеализме и наивности, другие — такие, как Джордж Рассел (Ǽ), — восхищались созвучию собственным поискам. Особенно же Блэквуд ценил отклик Эдуарда Карпентера, слова которого из книги «Цивилизация: причина возникновения и способ исцеления» он поставил эпиграфом ко второй главе романа. Тот писал: «Должно быть, вами овладел приступ настоящей “страсти к Земле”, если вы смогли столь явственно ее передать»[7]. Жгучая страсть и вера в возможность «счастья для всех» действительно позволила Блэквуду создать строки необыкновенной эмоциональной силы, заставляющие уже не одно поколение читателей помнить описание того момента, когда Врата из рога и слоновой кости открываются О’Мэлли. Однако писатель жил в реальном мире и понимал, что так называемое «продвижение цивилизации» так просто не остановить. Единственным путем преодолеть разрушение он считал распространение красоты в душах детей.
Память о воображаемых детских путешествиях на подаренном отцом вагоне слилась с впечатлениями от путешествий реальных, «Питером Пэном» Дж. Барри и мыслями, высказанными в «Воспитании дядюшки Пола». Результатом стала книга «Пленник Волшебной страны» (1913). Там дети с помощью своего дяди отыскивают волшебную пещеру, где собирается звездная пыль, с помощью которой можно «разпутлить» (unwumble) запутавшихся в повседневных заботах взрослых и вернуть им ясность видения красоты мира.
С первой мировой войной связан болезненный для Блэквуда период сотрудничества с британской разведкой. Он долгое время желал помочь фронту; как большинству современников ему непросто было разглядеть разрушительность конфликта для всех сторон. И вот в 1916 г. ему предложили стать секретным агентом в Швейцарии. По стопам Сомерсета Моэма, который подвизался в этой роли без особого успеха, он должен был вербовать агентов, обеспечивать их симпатическими чернилами и передавать деньги. Плюсом было прекрасное знание страны за многие годы, но нервное это занятие оказалось очень выматывающим. Опасность заключалась в том, что в придерживающейся нейтралитета Швейцарии существовал строгий закон, грозивший разоблаченным секретным агентам любой из воюющих сторон по меньшей мере полугодовым тюремным заключением или штрафом в 1000 франков, но последствия могли быть и куда серьезнее. Однако даже не постоянная конспирация, когда приходилось печатать донесения в Лондон на рисовой бумаге в туалете, чтобы по крайней мере успеть спустить их в унитаз, а все более угнетающее душу сознание, что его информация кого-то обрекает на смерть, заставили Блэквуда через полгода подать в отставку.
