Как видим, славянские надписи принимались за коптские, синайские, финикийские, греческие, глаголические, германские и хазарские рунические, причем в двух последних случаях были попытки не только соответствующего чтения славянских надписей, но и, наоборот, славянского чтения рунических текстов. Все проведенные чтения на основании таких предположений приводили к весьма плохому качеству полученного результата; даже если он был в какой-то степени осмысленным, звучал он все-таки не по-русски.
Впрочем, это указывает на то, что среди славянских знаков встречалось несколько таких, которые походили на соответствующие буквы перечисленных видов письма.
Глава 3. Выход на правильное понимание и дешифровку
В предыдущей главе было показано, что даже прямой контакт с текстами славянского слогового письма вел к его неправильному пониманию, в чем, однако, исследователи убеждались лишь после получения очень сомнительных чтений. Становилось очевидным, что даже накопление новых эпиграфических материалов славянского слогового письма при неверной его оценке не позволяет прочитать без натяжек ни одного русского слова. Вероятно, следовало пристальнее вглядеться в уже опубликованные образцы.
Гипотеза Е.М. Эпштейна. В 1947 г. Е.М. Эпштейн собрал наиболее яркие примеры существования письменности в средневековой Руси и поместил в своей статье образцы начертания надписи эль Недима, надписи из Алеканова и черниговской надписи Самоквасова. Перейдя к более подробному анализу надписи из Алеканова, Е.М. Эпштейн писал: «Отсутствие повторяющихся знаков можно отнести за счет того, что письмо могло быть слоговым, где каждый рисунок мог быть слогом или даже словом» [35, с. 25]. По сути дела, это допущение означало, что славянское письмо было слоговым или даже иероглифическим. Эта мысль, конечно, в то время казалась не просто странной, но даже дикой. Что же касается Эпштейна, то он постарался также указать на существование и других загадочных надписей, кроме тех, изображения которых он воспроизвел; он приводит указания на надписи Маяцкого городища [35, с. 26] и на баклажке из Новочеркасского музея [35, с. 26], которые, как мы видели, относятся не к славянской, а к хазарской письменности; ряд эпиграфистов воспользовался этой «наводкой», но получили псевдодешифровку.
Статья носит двойственное впечатление. С одной стороны, собраны образцы русской средневековой письменности и указано на наличие и других образцов, так что существование этой письменности уже сомнений не вызывает.
