Легко видеть, что при таком понимании славяне не только не могут претендовать на какое-либо видное место в европейской истории, но и вообще должны быть рады тому, что о них упомянули византийские и другие историки раннего средневековья, зафиксировав, по крайней мере, факт их существования.
Из всего сказанного следует, что пока в европейской историографии доподлинно известно лишь одно: что к V веку н. э. славяне сложились как этнос и что ранее того, в античное время, о существовании предков славян можно только догадываться. Остальные характеристики этого народа в раннем средневековье пока видятся весьма размытыми.
Не лучше обстоит дело и с характеристикой Руси, историю которой обычно начинают с Х века, с 988 года, то есть со времени ее крещения Владимиром, или с чуть более раннего периода, называя при этом Русь древней, хотя все другие государства того же периода, с которыми Русь активно взаимодействовала, считаются раннесредневековыми. Возникающий при этом парадокс никого не удивляет, ибо представляет собой ложь во спасение, поскольку иначе бы термина древняя Русь не существовало. Скажем, германцы во II веке н. э., то есть в период поздней античности, были, и даже нападали на римлян, а того же периода древних русичей не было и, следовательно, не было и древней Руси.
Позже, когда появляется Русь, она заимствует от соседей все, что только можно: князя, государственность, религию, письменность, бытовую культуру, так сегодня видятся ее первые шаги. К сожалению, в создание этой неприглядной картины русской истории внесли свою лепту несколько точек зрения. Сначала русские историки немецкого происхождения (Байер, Миллер, Шлёцер) создали теорию норманизма, согласно которой не только государственность, но и многие зачатки правовой культуры Русь VII–X века почерпнула на Западе, прежде всего у скандинавов (у которых, как выясняется, своей государственности тогда еще не было); затем русская православная церковь весьма расширила позиции византинизма, согласно которым вся духовная культура Руси была заимствована вместе с православием из Византии; наконец, марксистская наука в советской России связала возникновение письменности с возникновением государства, а возникновение последнего вывела за рамки племенного строя, назвав его первобытнообщинным. Тем самым Русь возникла в одночасье как государство, скакнув из первобытнообщинного строя сразу в феодализм, минуя рабовладение. Сам скачок через формацию с активным заимствованием и государственности, и наиболее развитой религии, и очень высокой культуры казался чем-то само собой разумеющимся и не требующим специального объяснения. При этом забывается, что речь идет не о скачке второразрядного государства в перворазрядные, но о гораздо большем деянии, — о создании на пустом месте и государства, и религии, и литературы, и даже концепции «Москва — третий Рим». Короче говоря, речь идет об историческом чуде, из
