Кристофер!
Да, мэм?
Мы ведь обязательно поженимся, как только я стану свободной, это не пустые мечты? Не похмелье после шампанского?
Конечно, нет, мэм. То есть, я хотел сказать — да.
И ты любишь свою Элоизу?
О да.
И ты будешь с ней нежен?
Ода.
И тебе наплевать на людскую молву?
Абсолютно, мэм.
И ты не боишься моего мстительного мужа?
Ничуть, мэм.
И ты не сожалеешь о своем неосуществленном призвании?
Ведь ты, милый Кристофер, мог стать таким красивым, таким… таким влиятельным священником!
Ну, вообще-то… да, мэм… Элоиза, я сожалею… кое о чем.
Но твое сердце не разбито?
О нет.
Твое сердце полностью… полностью… принадлежит мне?
О да.
И мы будем мужем и женой, пока смерть не разлучит нас?.. в горе и в радости, в богатстве и бедности?
О, разумеется, да, мэм.
Так ты любишь свою Элоизу? И больше никого?
И больше никого?.. О да.
Посреди воскресной толчеи, царящей на дощатом променаде, тянущемся вдоль великолепного широкого пляжа, Элоиза Пек прогуливается со своим молодым рослым любовником-блондином (говорят, прежде он был фермером… или семинаристом?) и со своими шпицами-двойняшками (Принцессой и Сан-Суси), и головы прохожих сами собой поворачиваются, чтобы рассмотреть ее украшенный плюмажем шелковый тюрбан, ее колье из сапфиров и бриллиантов, ее платье в стиле ампир от Пуаре из набивного шелка (с широкими развевающимися рукавами, облегающим лифом и V-образной горловиной)… Она держит над головой шифоновый зонтик от солнца, кисти затянуты в белые сетчатые перчатки, сквозь ромбовидные ячейки которых просвечивает нагая плоть. Лицо скрыто под белой тюлевой вуалью, но нет в Атлантик-Сити человека, который не знал бы, кто она: кто же еще, как не сбежавшая жена старика Уоллеса Пека?
Кристофер!
Да?
Дай мне руку, дорогой, и не делай такие широкие шаги… я задыхаюсь на этом ветру.
Простите, мэм. Хорошо, мэм.
Элоиза, дорогой.
О да: Элоиза, дорогая.
И ты слишком сильно натягиваешь поводок, ошейник впивается Принцессе в горло, прошу тебя, дорогой, поосторожнее.
Да, конечно, Элоиза, дорогая.
Вот это уже лучше.
Правда?
В течение двадцати трех лет она была хорошей, и вдруг — какое восхитительное ощущение: быть плохой; в течение двадцати трех лет она была миссис Уоллес Пек в своей золотой клетке, и вдруг — снова почувствовать себя просто… Элоизой, какое пьянящее чувство! Пить шампанское, французское бургундское, швейцарский шоколадно-миндальный ликер в освещенном свечами Хрустальном зале отеля «Сен-Леон» и тайно сжимать под столом колено своего по-юношески краснеющего Кристофера: «Ты
