— Я не помню!
— Ты должна! Ты же видела, что с ним случилось.
— Я его убила!
Элеонора ахнула и укрылась в объятиях Гилберта. Криспин схватил Грейс за плечи.
— Дуреха! Ты не могла этого сделать! Неужели не помнишь, что произошло?
Пальцы Лайвит впились в плечо Криспина, как когти ястреба. Она потянула его назад.
— Прекратите! Она не может вспомнить. Больше не может.
С долгим вздохом Криспин выпрямился.
— Да. Вижу, что не может.
Лайвит схватилась за бок, но, заметив, что Криспин смотрит на нее, убрала руку.
— Вам больнее, чем вы стараетесь показать, — мягко проговорил он.
— Нисколько не больнее.
Он взял ее за плечо.
— Позвольте проводить вас до кровати. Где она?
— Криспин, — позвал Гилберт.
Нахмурив брови, он метнул озабоченный взгляд на Грейс, которая раскачивалась и бормотала что-то, успокаивая себя.
— Минутку, Гилберт.
Лайвит оглянулась на Криспина.
— Мастер Гилберт поселил нас на конюшне. Наши вещи там.
— Тогда я отведу вас туда.
— Нет, не надо.
Лайвит попыталась вырваться, но Криспин лишь сильнее сжал ее плечо. Тогда Лайвит склонила набок голову и улыбнулась, легко, неторопливо. Оперлась на Криспина, который ничуть не возражал.
— Как вам будет угодно, — подчинилась она, и он довел ее до лестницы.
На конюшне было темно. Горела только одна свеча в подсвечнике на стене. Криспин взял ее и посветил вниз, при этом они увидели, что у подножия лестницы белело что-то бесформенное.
— Что это? — прошептала Лайвит.
— Похоже на одеяло.
Криспин вытянул вперед руку со свечой. Рядом с бочками лежит перевернутая миска. В дальнем углу валяется ложка. Брошены на каменный пол чулки, разорванные и потемневшие, так как попали в лужу вина.
Лайвит гортанно вскрикнула от удивления, Криспин инстинктивно загородил собой женщину и поднял свечу повыше.
Все пожитки сестер, порванные или разбитые, были раскиданы по полу подвала.
Поджав губы, Криспин с решительным вздохом сказал:
— Вы здесь не останетесь.
— Мне это не нравится, Криспин, — сказал Гилберт, поглядывая на тонувшую в темноте лестницу. Криспин оставил сестер внизу собирать уцелевшее добро. — Эта Грейс говорит, что убила человека.
— Она же как ребенок, Гилберт. Сама не знает, что говорит.
— И все равно…
— И все равно я должен найти для них безопасное место, пока не выясню, почему убийца хочет их уничтожить.
— А где может быть безопаснее, чем при дворе? — усмехнулась Лайвит.
С вызывающим видом она уже стояла на верхней ступеньке с ветхим мешком на плече.
Криспин уставился на нее. Насмешка не сходила с ее лица, а решимость делала ее глаза похожими на дымчатый кварц — просвечивающими и в то же время жесткими, словно бы затуманенными. Это были глаза, умеющие хранить тайны, и на мгновение Криспин позволил себе роскошь подумать о Лайвит как о человеке — откуда она, на что похожа ее жизнь, посвященная заботам о слабоумной сестре. Когда Криспин был господином, он никогда не задумывался о подобных вещах. Существа вроде Лайвит обитали где-то в недрах его поместья, их не было видно, редко слышно, но они были необходимы для исправного функционирования большого хозяйства. Она походила на тех женщин, что готовили ему еду и мыли полы. Прежде он никогда о них и не вспоминал, разве что с небрежностью молодого хозяина, мимоходом подумавшего о своих людях. Но в доме Ланкастера все было иначе. Криспин познакомился с поварами и слугами, чтобы лучше служить своему господину. Даже в Вестминстерском дворце он завел себе друзей на кухне, хотя с тех пор, как его изгнали из дворца, чем они могли ему помочь?
