— О! Вы поранились.
Она указала на ранки у него на лбу. Криспин вытер капельки крови.
— Надо приложить какое-нибудь снадобье, — сказала Матильда. — Болит, наверное?
— Уверяю вас, нет.
— Я могла бы дать вам что-нибудь. Сделать отвар.
Криспин коротко, неискренне улыбнулся:
— Нет, благодарю вас.
И снова он попытался обогнуть ее, но она передвинулась, не давая Криспину пройти.
— Вы всегда такой занятой, вечно куда-то спешите, — проговорила девушка, теребя край передника.
— Я должен работать ради пропитания. Как делаете вы и ваша семья.
— Почему вы никогда не едите с нами? Вы живете здесь четыре года, но никогда у нас не столуетесь.
— Я не плачу за стол. Это удешевляет плату за жилье.
«И мне не приходится есть, глядя на тебя». Ему хотелось произнести это вслух. Слова так и рвались с языка.
Матильда пожала плечами, как будто деньги были делом несущественным.
— Вы не обязаны всегда есть здесь. Иногда я ужинаю со своими друзьями. Иногда у Роузов. А иногда на постоялом дворе «Голова короля», хотя мать выпорола бы меня как следует, если бы узнала. Может, и вы захотите прийти.
— Не советую вам сегодня ходить в «Голову короля». Там у вас могут быть неприятности.
Она снова хихикнула, издав неприятный гортанный звук.
— Вы всегда в поисках неприятностей, да? Мой отец говорит, что раньше вы были рыцарем, но, по-моему, это неправда.
Криспин положил ладонь на рукоятку кинжала. Очень хотелось его вытащить, но вместо этого он отрывисто спросил:
— О? И что же привело вас к такому заключению?
Оглядев улицу, Матильда наморщила нос.
— Никакой рыцарь не будет жить здесь, это уж точно. И еще вы помогаете отцу со счетами. Я никогда не видела, чтобы к вам приходил какой-нибудь важный господин. Сознавайтесь. Вы были управляющим, и вам просто нравится притворяться важной персоной. — Последняя фраза явно была повторением слов ее матери. Он слышал нечто подобное и раньше. — Меня это, конечно, не волнует. Можете притворяться кем пожелаете.
Криспин хотел, как обычно, поскорее пробраться мимо, пока с языка не сорвался какой-нибудь неподобающий ответ, но прилив самоуверенности снова наполнил его грудь, заставив поднять смиренно наклоненную голову. Сердце чуть не выпрыгивало из груди, и он вспомнил чувство, которое испытывал перед боем, перед самой атакой — копье на изготовку, кровь кипит, конь под ним роет копытом землю.
Злобно осклабившись, Криспин наклонился к девушке.
— Послушай, ты, дрянная девчонка. Я был рыцарем. С чего бы мне притворяться лучше, чем я был? Я потому только не перерезал тебе сейчас глотку, что ценю и уважаю Мартина Кемпа. Но не испытывай мое терпение.
