— Хитрец ты, Иван. На комплименты, что ли, напрашиваешься? Так у меня Ольга в большом балете работает. Богема. Я на комплиментах собаку съел. Цену им знаю. Знаешь, как покрутился среди артистов — опротивели мне все реверансы на свете. Так что я тебе, Пронин, прямо скажу: тебе доверяют. Не потому, что ты — гений какой-нибудь, Пинкертон или полковник Лоуренс. Это все имена для показухи. Тебе нарком доверяет, тебе Сталин доверяет. Потому что пахарь ты, каких мало. Из простых красноармейцев вышел, крестьянский сын, а стал асом разведки.
— Ну, ты у нас тоже не был маленьким лордом Фаунтлероем. Вышел из низов — а кем стал! Такая эпоха. Потому мы за нее и сражаемся и будем сражаться, когда немец навалится и англичанин подкрадется.
Они расставались как друзья, которые своевременно сверили часы. Райхман подтвердил некоторые подозрения Пронина — собственно говоря, именно для этого Пронин его и пригласил на Кузнецкий. Теперь — Гасин. Найти Гасина.
Бухгалтерия Василия Гасина
Это уже вошло в привычку — просыпаться от радостных криков Железнова. Но чтобы в три часа ночи! Пронин спал ровно пятнадцать минут, когда Виктор явился на Кузнецкий. Его распирало от новостей, глаза горели с мороза.
— Нашли, Иван Николаич, нашли!
— Кого нашли? — Пронин, ничего не понимая, хлебнул морсу прямо из графина.
— Сукиного сына нашли! Миша Лифшиц уже выехал в Подольск.
Все повторяется. Снова Гасина выследили, снова Лифшиц будет его сторожить… Значит, бухгалтер решил не уезжать далеко от Москвы. На риск пошел! Что-то его держит возле Белокаменной.
Они въехали в тихий двухэтажный подмосковный городок. С утра на улицах прилежно вкалывали дворники. Случайных прохожих не было. Рабочий люд наслаждался последними минутами сна. Не пройдет и получаса — и на автобусных остановках затолпится озабоченный народ, живущий по заводскому гудку.
— Улица Ворошилова — это где?
— На самой окраине, — сказал Адам. — Так сказать, самые задворки Подольска.
Они остановились возле заснеженного забора, перед одноэтажной деревянной избушкой. Темные окна, на крыльце не убран снег. Наискосок от калитки покуривал подольский чекист — абсолютно лысый, с бритыми висками.
— Спиридонов, — он отдал честь Пронину. — Все тихо, товарищ майор.
Виктор поскакал на разведку, пробираясь по сугробам. Цепная собака сперва затявкала лениво, а потом разразилась заливистым хриплым лаем. Пронин разочарованно махнул рукой: эх, Виктор! И переложил «Коровина» в карман пальто. Именно сейчас, на морозе, ему остро захотелось горячего калача с зернистой икрой. Нет, не с паюсной, которая в зубах застревает, а именно с зернистой! И чаю — такого крепкого, что от одного запаха прочихаешься. Пронин не позавтракал, держался на беглом ночном ужине. Вместо калача пальцы держали увесистую рукоять «Коровина» в кармане.
