Пилоты приступили к тренировкам на спаренном учебном самолете Як-7, на котором обучались пилотированию, и на биплане Ут-2 для обучения ориентации. Кроме того, им было предоставлено три Як-1.
Советское командование предложило план тренировок, который майор Тюлян переделал по-своему. По его предложению, все пилоты совершили по пробному самостоятельному полету с инструктором на двухместном Як-7, по результатам которого они были разделены на пять групп по 3 человека — один более подготовленный и два менее. Это позволило лучше организовать подготовку и полностью избежать проблем с языковым барьером.
Механики приступили к изучению матчасти. К их радости, на самолетах Як-1 стоял двигатель Климова M105, представлявший собой модернизированный мотор Испано-Сюиза 12Y, который до войны производился в СССР по французской лицензии и был им знаком. Бортстрелкам пришлось осваивать профессию оружейников. Переводчики готовили техническую документацию на французском языке. Кроме того, Александр Стахович давал уроки русского пилотам и механикам. Впоследствии некоторые из французов овладели языком довольно сносно. По воспоминаниям Марселя Альбера, Жана де Панжа и Альбера Анри, летчики первых групп могли объясняться по-русски без помощи переводчиков[43].
Инструктором был назначен капитан Павел Друзенков, свободно говоривший по-французски. Пилотам для прохождения обучения требовалось совершить 40 полетов с инструктором и 15 самостоятельно. Среди прочего капитан Друзенков обучил их языку летных жестов, что было особенно необходимо для иноязычных пилотов.
Капитан Мирлес первое время находился в «Нормандии» и «утрясал» различные вопросы: обустройство, обмундирование, оружие, питание, жилье, порядок тренировок, сроки выхода на фронт.
Французам был предоставлен офицер связи, который осуществлял контакт между пилотами и советским командованием. Первый офицер — капитан Бондарев — плохо владел французским языком и был вынужден вести общение через Михаила Шика, с которым у него сложились натянутые отношения еще после инцидента с получением виз в Тегеране. Кроме того, он сразу вызвал неприязнь и манерами поведения, и выражением лица, расцененным пилотами как «злобное». Кроме Шика, он также общался через доктора Лебединского, который имел неосторожность «похвалиться», что брат его матери служил у Деникина. В результате настороженность со стороны советского капитана возросла. Посчитав, что он приставлен от НКВД, французы по инициативе все того же Михаила Шика, испытывавшего острый дискомфорт от необходимости общаться с Бондаревым, обратились в военную миссию в Москве.
