25 ноября группа получила выездные визы из Ирана, а 26-го — въездные визы в СССР. Для лиц без гражданства, которыми являлись пилоты «Нормандии», это было особенно важно. Как можно обратить внимание — на советской визе Марселя Лефевра в графе «гражданство» написано СРАЖАЮЩАЯСЯ ФРАНЦИЯ. Любопытно также, что на иранской выездной визе написано не СССР, а Советская Россия.
При получении виз возник инцидент, Михаил Романович Шик счел нужным сделать заявление: «Я русский, родом из Москвы. Мой отец был арестован ВЧК в 1918 г, за антибольшевизм. Я сам не коммунист, но я хочу быть вашим союзником и другом на то время, что я вместе с вами буду сражаться за мою Родину»[35]. Капитан Бондарев, который не был готов к подобным кульбитам, был вынужден звонить в Москву для получения инструкций. Они были получены, поскольку кандидатуры «русских нормандцев» Мирлес специально согласовывал ранее с полковником Левандовичем. Михаил получил визу в числе остальных.
Как позднее отмечал Альбер Мирлес: «…не было ни одного отказа в визах до июля 1943. После было несколько редких случаев, когда в визах было отказано». Хотя майор Пуликен в своих воспоминаниях пишет, что двое механиков визы не получили[36]. Никаких ограничений со стороны СССР для французов российского происхождения не выдвигалось, хотя после нескольких отказов военный атташе Франции в Тегеране в ноябре 1943 г. составит специальную инструкцию по набору русскоязычного персонала для группы «Нормандия».
28 ноября 1942 г. первая, самая легендарная группа пилотов из легендарной авиагруппы № 3 «Нормандия» на трех советских пассажирских самолетах Ли-2 вылетала из Тегерана в Баку и затем в Иваново — место базирования. Майор Пуликен распределил по одному переводчику на каждый самолет.
Перед вылетом советские представители вручили каждому овчинные полушубки, поскольку у французских пилотов не было ничего, кроме летней парадной формы, полученной в Раяке. В Баку, во время дозаправки самолетов, пилотов «подогрели» традиционным алкогольным напитком, после чего они продолжили путь до Астрахани, где группа была шокирована видом настоящей русской зимы — метель, обслуживание аэродрома в валенках и массивных тулупах и… верблюды среди многометровых сугробов, используемые в качестве гужевого транспорта.
Сразу несколько человек в своих воспоминаниях претендуют на роль того француза, который первым вышел из самолета. Порывом ветра у него сдуло фуражку, погнавшись за которой, он увяз в сугробе. Теперь уже не установить, кто это был на самом деле и был ли такой факт.
