Однако мое настроение мгновенно улучшилось, когда я увидел дамбу. Она уходила в воду и длиной была с футбольное поле. С разных ее точек далеко по воде разносились плохо сочетающиеся между собой звуки множества стерео, на высоких столбах горели яркие фонари. Была ли это та самая дамба, где мы с Морганой стояли той ночью?
Существовал единственный способ выяснить это. Я потащился в дальний конец дамбы, стараясь не обращать внимания на целующиеся парочки и компании очень привлекательных девчонок на роликах. Достал свой надежный компас; его стрелка остановилась, указывая на север. Я стоял лицом на северо-запад, в точности как и год назад.
Сделав глубокий вдох, ощутил в воздухе привкус соли, водорослей и моторного топлива; все это хорошо запомнилось мне еще по той ночи. Да, это наверняка то самое место. И что теперь? Я пристально смотрел на реку. С обеих сторон от меня из воды поднимались остовы заброшенных волноломов, похожие на гнилые черные зубы. Новые кусочки воспоминаний вставали на место, словно погруженная в волны картина постепенно проступала, становясь яснее.
Потом по ту сторону Гудзона я увидел темный силуэт массивного здания, три гигантские «глотки» которого открывались в реку. Паромный терминал Хобокена. Не осознавая этого, год назад я видел проблеск своего будущего.
Мои зоркие глаза инферна разглядели в окнах второго этажа мерцание огней. Доктор Крыса все еще была там, наверняка в сопровождении десяти — двадцати своих коллег из отдела исследований и разработок, изучала гнездовья и привычки «семьи» Сары, взвешивала и оценивала первых отравившихся крыс. Может быть, разыскивала большую редкость — «крысиного короля», группу крыс со сплетенными хвостами, передвигающихся как единое целое, точно псы, ведомые профессиональным дрессировщиком с десятью поводками в руке.
С исчезновением Сары ее «семья» на протяжении нескольких последующих дней распадется, растечется по ближайшим проулкам и канавам, словно вода после осенней бури. Интересно, будут крысы скучать по ней? Получают ли они от своих инфернов не только объедки, но и нечто большее? Скажем, чувство сопричастности? Мысль об этих осиротевших созданиях расстроила меня, я перевел взгляд на Манхэттен. И почувствовал, как сердце пропустило удар. Передо мной, прямо по ту сторону шоссе, стоял тонкий, как карандаш, многоэтажный дом.
Личности домов проявляются через окна — как у людей через глаза. Этот дом имел шизофренический вид. На нижних этажах жались друг к другу крошечные балконы, однако на верхнем тянулись огромные окна от пола до потолка, широко и, казалось, удивленно распахнутые. Я вспомнил, как Моргана, хихикая и сжимая мою руку, кивнула на это здание.
