— Прекрасно. — Графиня встала. — Прости меня, дорогой. Мне следовало помнить перед тем, как спрашивать, что ты в нашей семье самый уравновешенный!
— В самом деле, мама. — Обычно не склонный к демонстративным проявлениям чувств, он вдруг наклонился к матери и чмокнул ее в щеку. — Пожалуйста, ради меня будь ласкова с мисс Латам. Мне бы хотелось, чтобы она у нас не чувствовала себя неловко. Может быть, девочки дадут ей одно-два своих платья?
Маркус надеялся, что, расслабившись, Нелл скорее откроет свои тайны. Оллсоп, его камердинер, передвигался на цыпочках. Маркус еще больше помрачнел. Не хватало еще оправдываться перед собственным камердинером! Пусть Нелл немного отдохнет, побудет в приятной обстановке роскоши. Он постарается быть с ней если не ласковым, то вежливым. Со временем она ослабит бдительность… И тогда он нанесет удар!
Нелл сидела на краешке большой кровати и осматривала отведенную ей комнату. Мириам, горничная, которую к ней приставили, распаковывала ее скудные пожитки. В комнату заглянула еще одна женщина; несомненно, она пошла посплетничать с прислугой о бедной гостье…
Плотные шторы на окнах закрывали вид на потемневший парк, стены украшали пейзажи и портреты в позолоченных рамах. Мебель была легкомысленной, французской и совершенно женской, толстый ковер скрадывал шаги.
При комнате имелась гардеробная с ванной; в шкафу хватило бы места для сотен платьев — у Нелл столько не было. И все казалось до боли знакомым. Когда-то — она была совсем маленькой — она видела очень похожую комнату. Там стояла мама, молодая, красивая. Она смеялась вместе с мужчиной, должно быть, папой, когда они с Натаном и Розалиндой вошли пожелать им спокойной ночи. Нелл была совершенно уверена: пока отец жил с ними, в доме было тепло, уютно и постоянно звучал смех.
И пахло в их прежней жизни точно так же: цветочным саше, сандаловым деревом, яблоневыми дровами. Забытый аромат — как тогда, в библиотеке. Прежде они были богаты. Не просто жили в достатке. Время, когда у них был скромный домик, она запомнила. Но и достаток тоже оказался хрупким. Теперь, вспоминая прошлое, она понимала, что мама не случайно требовала от детей безупречных манер. Она вспоминала совсем другую жизнь.
Мириам с превеликой осторожностью поставила на стол старую шкатулку с письмами. Нелл достала из-за корсажа ключик, повертела в пальцах. Открыть шкатулку, прочесть дневник и письма… Что хуже? Знать горькую правду или представлять всякие ужасы?
