Напомнив ей о неравенстве их положения, он лишь подлил масла в огонь.
— Вы считаете, что веревка была не просто глупой шуткой? — спросила Нелл, с трудом взяв себя в руки. — По-вашему, Салтертон вовсе не хотел, чтобы лорд Нарборо принял веревку за змею? За всем этим кроется нечто другое, и вы, я уверена, что-то подозреваете.
Маркус молчал так долго, что Нелл забеспокоилась. Наконец, он мрачно произнес:
— Возможно, я и ошибаюсь, но, если я прав, веревка напоминает об одной старой истории, о кошмаре, который давно следует забыть. По-моему, и вам что-то известно…
Должно быть, он заметил, как ее всю передернуло, потому что вдруг напрягся, словно читал ее мысли. Проницательные серые глаза подернулись поволокой; он понял, что попал в яблочко. Старый кошмар… Да, именно это во мне всколыхнулось. Но ведь сюда я попала совершенно случайно? Если нет, если Салтертон знает, кто я такая, — тогда ему известно и мое настоящее имя. Он знает о моем прошлом больше меня!
— Вы боитесь. — Он не спрашивал, а утверждал.
— Да, — призналась она. — Не люблю тайн. Не люблю неуверенности. А того человека я почему-то боюсь… — И вас боюсь, и ваших родных, потому что мама выговаривала ваше имя с ненавистью. Но вы все отнеслись ко мне по-доброму, и я уже не знаю, чему верить. Правда, человека, который перед ней сидел, никак нельзя было назвать добрым. Он держался властно, был вспыльчивым, слишком мужественным — и все же… — И мне не нравится то, что я вас не понимаю, — сухо закончила она, вызвав еще один его смешок. — Не желаю, чтобы меня похищали!
— Нелл, поймите же, со мной вам ничто не грозит!
Ничто? Возможно, ей не грозит опасность со стороны Салтертона. А со стороны самого Маркуса Карлоу? Почему он так заботится о ее безопасности? Он тоже что-то недоговаривает…
— Маркус, у нас с вами разные понятия о безопасности. — Как легко она выговорила его имя! И все же… Ей все сильнее хотелось поехать в загородное поместье — очутиться в большом доме, где кругом знакомые люди, а всех чужаков видно издалека.
Нелл внушала себе: она уедет всего на несколько недель, а потом вернется к прежней жизни. Но ее прежняя жизнь холодна, одинока, сурова и небезопасна. И она снова останется совершенно одна. Может, и правда поехать — совсем ненадолго? Хуже, чем есть, ей вряд ли будет. Или?..
— Хорошо, я поеду, — согласилась она.
— Благодарю вас. Попозже, когда мисс Прайс вернется, мы поедем за вашими пожитками. — Из холла послышались голоса, девичий смех. — По-моему, она как раз вернулась.
