Однако и продолжать совещание после ухода Куркова тоже было неловко. Даже я почувствовала себя, грубо говоря, как оплеванная, и, потупив глаза, стала вертеть в руках увеличительную лупу в оправе и с металлической ручкой – черт знает, в каком следственном кабинете эта лупа попала мне в руки… Котов, нахмурившись, подошел ко мне и посмотрел на лист из первого тома дела Стефании Грилл, который я все еще держала перед собой на столе.
– Что это у вас?
– Это ваш первый рапорт генералу Власову, – сказала я.
– И что, у вас есть по нему вопросы? – вдруг жестко спросил капитан Белоконь, и в тоне его было только одно: мол, мало нам гэбэшного генерала, так ты еще тут!
– Да, – сказала я, тоже начиная злиться: с какой стати он отводит на мне душу? Но в сердцах сунув лупу в карман юбки, я обратилась не к Белоконю, а к Котову: – Дело в том, что этот рапорт ни о чем. Министру не пудрят мозги такими рапортами! Лаврентия Берию сюда приплели…
– Не мозги, а мозги… – снова встрял Белоконь, как будто я сама не знаю, где нужно ставить ударение в слове «мозги». Но в среде уголовников говорят именно «мозги», и очень часто их сленг переходит в наш служебный жаргон – ничего не поделаешь, такова специфика нашей профессии.
– Не важно, мозги, – сказала я.
– То-то! – удовлетворенно сказал Белоконь.
Но я продолжала смотреть на Котова, игнорируя Белоконя, ожидая от Котова ответа на свой вопрос. В конце концов, если они хотят иметь меня в союзниках, я должна понимать, зачем была написана эта бумага. «Толщина стен в гостинице „Пекин“, „пленные немцы“ – прямо роман!
– Молодец! – вдруг сказал мне Котов. И повернулся к своим подчиненным: – Способная девочка! Если нас не разгонят после этого расследования, рекомендую вам забрать ее из Полтавы в свой отдел…
Я почувствовала, как внутри вся вспыхнула от радости. Попасть в Москву, в МУР, к самому Котову! Еще два дня назад, охотясь в этой Полтаве за ворами автопокрышек и самогонщиками, я и мечтать не могла о такой карьере! Только подожди, Анька, он все равно не ответил – зачем этот рапорт? Но тут вместо Котова опять встрял Белоконь:
– Конечно, этот рапорт написан не для министра. Это вы правильно разгадали, товарищ… как вас? Он написан для Ларисы Максимовны Горячевой. Хотя вы как бы ее личный представитель, и я очень рискую, говоря это, но приходится. В конце концов вы, как следователь, должны нас понять: она с первого дня затерзала нас своими звонками! Ну, не меня лично и не полковника Котова, а товарища Власова. Вот и пришлось создавать эти тома, чтобы она видела, что мы работаем… Но, может быть, теперь, раз вы уж тут с нами, вы избавите нас хотя бы от этого бумагомарания, а?
