— Славно, — перекрестился князь. — Имя сего славного витязя даже здесь многих в дрожь бросает.
— Это потому, что они еще не знают про опричного воеводу князя Дмитрия Хворостинина, — злорадно усмехнулся Андрей. — Он тоже един десяти стоит. Именно он сечу при Молодях и начинал, с горсткой детей боярских на орду несчитанную кинувшись. Он себя еще покажет. От одного взгляда нехристи драпать будут.
— Хворостинины — это отрасль князей Ярославских? — прищурившись, моментально сориентировался князь Друцкий. — Которые от Михаила Васильевича Хворостина род ведут? Если отец князя Дмитрия Иван, так мы с ним по матери родичи совсем близкие выходим, он мне вроде как внучатый племянник! Славно, славно. А князь Салтыков как, здоров ли?
— В Москве при пожаре угорел, — перекрестился князь Сакульский.
— Жаль, — вздохнул Юрий Семенович. — А я как раз грамотку ему отписать собирался… Царствие ему небесное… А Шереметевы ныне не в опале?
Князю Друцкому пришлось пересказывать все события последних лет довольно долго и подробно — несмотря на то что о многом дядюшка и так откуда-то хорошо знал. Пересказывать в мелочах: кто где погиб или возвысился, на кого наложили опалу, кого одарили поместьями, кто на ком женился, кого куда выдали замуж, кто вывел своих сыновей в новики и как отозвался на это Иоанн Васильевич. Причем, когда Зверев признавался, что не в курсе семейных праздников каких-то дальних родственников или не способен точно указать, к какой ветви одной и той же фамилии относится опальный боярин, — Юрий Семенович проявлял хорошо различимое неудовольствие — пусть и не выказываемое вслух. Расспросы продлились до сумерек. То есть не только до ужина, но и позднее, после чего дядюшка в задумчивости удалился, а Андрей оказался вымотан настолько, что даже не догадался в свою очередь расспросить князя Друцкого о его собственных семейных делах.
В покое и тишине Зверев просидел всего несколько минут. Не успел он допить и одного бокала, как под навесом появилась Пребрана, накинувшая на плечи пушистый и белоснежный пуховый платок. Она неуверенно задержалась у края стола, потом бесшумно, словно скользя над полом, дошла до отца, осторожно присела на самый краешек скамьи, опустив взгляд к столешнице. Прошептала:
— Карл сказывает, коли венчаться станем, я веру свою должна сменить.
— Вот как? — Андрей ощутил, как его губы расползаются в невольную улыбку. — И это все, что тебя волнует?
— Но ведь от веры православной отречься надобно! — недоуменно вскинула голову девушка.
