— Солонины не желаешь, княже? Пироги закончились, ныне токмо солонина да капуста одна из припасов осталась.
— Наемся еще, — отказался Андрей.
— Да, кашки бы сейчас горячей, — вздохнул дядька. — Да где огня возьмешь?
Где они находятся, Зверев спрашивать не стал. И без того понятно, что до заветного Сантандера еще плыть и плыть. Убедился, что кормчий стоит на своем посту с прежней невозмутимостью, берегов не видно, а ушкуй двигается вперед — и ушел обратно в отведенную ему конуру. Вытянулся на постели, раз уж стоять все равно было невозможно. Закрыл глаза. Сундук мерно поскрипывал, шелестел за дверью ветер, мерно покачивалась постель — и вскоре к Андрею снова стала подкрадываться дремота. Но в этот раз он смог удержать сознание в достаточной ясности, чтобы уловить границу реальности и сна, и уже в который раз вызвал образ Лютобора, окутал его облаком, вошел внутрь…
— Здравствуй, мудрый волхв. Рад видеть тебя в добром здравии.
— А когда ты во сне меня другим замечал? — улыбнулся чародей, крутя в руках ярко-красное наливное яблоко.
— Я рад тому, что ты передумал, Лютобор, — поправился Зверев. — Что не стал уходить. Честно, очень рад.
— Вот тут ты ошибаешься, чадо, — возразил колдун. — Нет меня больше. Пещера заросла, тропинку водой залило, воду тиной затянуло, и нет больше ко мне хода ни конному, ни лешему, ни летом, ни зимой. Закрылся накрепко, спрятался надежно. Где жил, там почившим остался.
— Почему же я тебя вижу? — не поверил Андрей.
— Не все так просто оказалось, — раскрыл ладонь старик, и яблоко вспорхнуло с него пухлым снегирем. — Так много я всего здесь сделал, так старался, что пропиталась духом моим вся земля окрест. В каждом дереве крохотная частица зацепилась, в каждой живности некая толика, а в памяти людской — еще больше. И выходит, чадо, что телом я вроде и мертв, ан дух мой живет на свете, ровно и не изменилось ничего.
— Вот видишь, — вздохнул Зверев. — Говорил же я, не надо!
— Нужно было, отрок, нужно. С плотью капризной многие хлопоты и надобности исчезли, что донимали меня прежде. Посему горести многие душу мою более не занимают. Тяготы ушли, радости остались. А коли на душе радость одна, так чего печалиться? Таким, как ныне, можно и пожить.
— Рад за тебя, волхв, — кивнул Андрей. — Жалко, зелья ты теперь сварить не сможешь, али заговор нашептать.
— Почему не смогу? — засмеялся колдун. — А ты на что? Твоими руками могу смешивать, твоим языком наговаривать. Ну-ка, чадо, вспоминай, каким зельем да с каким наговором дожди вызывать надобно? Говори немедля, пока не разозлился!
