не согласны (он так выделил это "мы", что я понял — оно имеет особое значение в этих обстоятельствах). Тут я решил прикинуться дурачком и наивно спросил его:
— А что, должна быть какая-то ревизия?
— Пожалуйста, пожалуйста! Мы не боимся никакой ревизии (опять это "мы"). Я сейчас говорю о другом — об этой лисице. Никакой пощады и прощения она не заслуживает! Мы никогда не простим ее, никогда!
И он пустился длинно и нудно описывать что и как произошло, без конца употребляя это "мы", будто он своим подчиненным и отец, и мать, и сват, и брат. Рассказ его лился, как вязкая струя патоки, прервать его было невозможно. Хорошо еще, что он разрешил мне курить в открытое окно. Я слушал его рассеянно и думал о том, что мой пловдивский коллега представил дело несколько иначе, разумеется, более точно, чем пытался сделать это директор.
В кассе обнаружилась недостача — четыре тысячи левов. Проверкой была установлена подделка в дневнике операций. Ясно, кто посягнул на эти деньги! Напрасно молодая вертлявая фифа-кассир, плакала и клялась, что невиновна. "Сначала ты верни все, до последней стотинки, а потом доказывай!" Подозрение ни на секунду не пало на контролера Кристину Нелчинову. Никто даже не вспомнил о том, что она часто помогала всем кассирам сберкассы, если образовывались очереди, — значит, имела доступ к деньгам. Но у Нелчиновой был десятилетний стаж безупречной работы, никто никогда не замечал в ней ни тени корысти. Она действительно начала с нуля и "стала одним из лучших контролеров благодаря своей образцовой честности, трудолюбию, интересу к профессии", как пишут в характеристиках. А вот у подозреваемой и раньше были неурядицы с кассой, правда, мелкие, не говоря уже о ярком маникюре и золотых перстнях на всех десяти пальцах! Как это было? А вот как: помогала кассирам, приняла сто пятьдесят левов вклада у одного из клиентов, после этого влепила в дневнике операций четверку впереди этой суммы — и готово, разница у тебя в кармане. На что она рассчитывала? На то, что, когда рано или поздно все всплывет, сумму, как всегда, разбросают на всех и возвращать придется только часть.
Однако это же не десять-пятнадцать левов, которые женщины покрывали "добровольными пожертвованиями" — такая уж практика установилась здесь, лишь бы сор из избы не выносить. Тут четыре тысячи! Начальство стало давать кассиру советы, откуда взять хотя бы три тысячи, остальную тысячу наскребут — важно, чтобы никто ничего не узнал! А кассир — она молодая, упрямая — заартачилась, кричит: "Не виновата я! Вызывайте милицию!" Директор пригрозил ей, что уволит за "разглашение профессиональной тайны" — самая страшная статья. Но она вызвала-таки милицию, сделали экспертизу, нашли эту четверку впереди. Дальше — следствие, судебный процесс. Нелчинова получила три года, а кассир с кольцами ушла с работы "по собственному желанию".
