Спустя годы Александру сделалось известно, что все могло бы сложиться иначе, если бы отец послушался совета… княгини Ливен!
Накануне войны Дарья Христофоровна постоянно жила в Париже: на это было дано формальное разрешение императора Николая, надеявшегося, что еще сумеет воспользоваться уникальными талантами этой женщины в области шпионажа. Он не ошибался.
Княгиня сняла бельэтаж старинного отеля, некогда принадлежащего ее старинному приятелю Талейрану, между улицами Сен-Флорентен и Риволи. В этом отеле в 1815 году, во время осады Парижа союзными войсками останавливался император Александр Павлович.
Салон княгини Ливен достиг наибольшего процветания и получил известность в Европе. Здесь собирались не только дипломаты, министры и посланники, но и замечательные ученые, писатели и знаменитости. Среди блестящего общества этого прославленного салона, среди дам, обращавших на себя внимание красотой, молодостью, изяществом туалета и любезностью, наибольший интерес для всех представляла сама княгиня. Она главенствовала над всеми, очаровывала умом, необыкновенной ясностью и силой мысли. Ливен обладала исключительным искусством возбудить и поддержать общий, оживленный разговор. Она очень похудела, но это странным образом только способствовало ее женской прелести. Глаза стали огромные, по-девичьи изумленные, они сияли так, что мужчины цепенели, лишь спустя некоторое время вспоминая, сколько на самом деле лет этой grand dame… [10]
Дарья Христофоровна говорила отрывистыми фразами, произнося каждое слово с уверенностью и непринужденностью истинной патрицианки, не любила шумных споров, громких возгласов и не допускала их в разговоре. Благодаря любящему Гизо, который в сороковых годах занимал пост министра иностранных дел, она была au courant[11] всего, что происходило в европейском политическом мире. И, разумеется, мимо нее не прошло осложнение отношений Англии, Франции и России, приведшее в конце концов к такому ужасному событию, как Крымская война.
Посол России в Париже Николай Дмитриевич Киселев являлся завсегдатаем салона Дарьи Христофоровны. Здесь он черпал свои сведения о политических настроениях Франции, о тайнах тюильрийского двора… Но часто изображение всей этой парижской картины оказывалось у Киселева кривым. Ведь этот господин был очень своеобразным человеком! Понятие о дипломатическом шпионаже – то, что было une forte partie[12] княгини Ливен, – он начисто отвергал и пребывал в убеждении, будто начальству следует докладывать лишь то, что оно жаждет слышать. У императора же Николая почему-то сложилось мнение, что никогда не возникнет союза между Англией и французским императором Наполеоном Третьим, племянником ненавистника Англии Наполеона Первого. Поэтому и Бруннов, русский посол в Англии, и Киселев в Париже, закрывали глаза на факты, а твердили то, что царю было приятно узнать.
